Монахиня, сердито сверкнув глазами и погрозив (конечно, понарошку) пальчиком, удалилась собирать воспитанниц. Валери не сдержалась и гортанно хохотнула.
Спина незнакомца напряглась; он развернулся, ища глазами источник смеха. Скрыться Валери было некуда, но она и не пыталась. Что-то в его походке, манере держаться приковало ее взгляд. Мужчина, который знает, чего хочет. Она заметила крепкие плечи, элегантную линию прически и то, как люди уступают ему дорогу. Он пересек улицу, не замечая машин, и остановился в двух шагах от ограждения кафе.
— Повтори, — тихо сказал он, но в голосе, несмотря на шум и суету раннего утра, слышались повелительные нотки.
— Что именно? — довольно холодно спросила Валери.
— Именно? Да тот самый чудесный сочный смех, который заставляет мир умолкнуть и стоит аплодисментов больших, чем от сотни девчонок.
Чувствуя, как по спине побежали мурашки, Валери умело скрыла волнение.
— Ах это… — равнодушно протянула она. — Показываешь фокусы маленьким девочкам, да?
— Обычно даю им леденцы, но сейчас, по какой-то неведомой причине, фраза «Девочка, хочешь конфетку?» отпугивает буквально всех.
Валери улыбнулась, чем дала повод подхватить ее тон и двигаться дальше.
— Ну, если хочешь услышать мой смех, вряд ли тебе поможет очередная бумажная роза.
— Ах, ну конечно. Для дамы — только живые цветы. В тот же миг он уже держал на ладони красную розу — стебелек обрезан, но лепестки бутона яркие и нежные — и протянул ее, не сводя глаз с Валери.
— Ты что, прежде чем выйти из дома, запихиваешь их в рукава — на случай, когда надо ловко закадрить девчонку?
— Думаю, что в другом рукаве у меня жемчужины, если больше нравится.
И она рассмеялась. Просто не могла удержаться.
— Не прошло и пятнадцати минут знакомства, а ты уже норовишь подарить мне жемчужины? Надо бы выяснить твой послужной список сексуального хищника.
— Так, выходит, знакомство состоялось? Вот и ладушки.
— Не слишком ли торопишься? И потом, «ладушки» малым детям говорят, — осадила его Валери.
— Мне показалось, что радость и веселье могли бы ускорить ход событий, — ответил незнакомец.
К откровенным намекам Валери привыкла и обычно не терялась. Тем не менее ее все больше разбирало любопытство. Почувствовав это, он выпрямился и швырнул розу через плечо.
— Ладно, обойдемся без роз и жемчужин. Может, вместе пообедаем? Назови, где и когда, и я там непременно буду.
— Ты даже не спросил, как меня зовут. Да и сам не представился.
— Какую роль предпочитаешь? Может, Дульцинеи? Или Джульетты? «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет».
[21]Меня же зовут Натаниэль.— Натаниэль… а дальше?
— О, мама нам не говорила. Чтобы даже не пытались разыскать отца.
— Ха! Так легко тебе не отделаться.
— Согласен. Однако если хочешь узнать больше, придется со мной отобедать, — ухмыльнулся Натаниэль.
Он вытащил из левого кармана визитку и небрежно бросил ее на стол. Ему еще предстояло поставить точку, но вместо этого Натаниэль отвернулся и, не оглядываясь, пошел к площади.
Валери, поколебавшись, взяла визитку.
ГЛАВА 37
Новоорлеанское лето, во всем своем жарком и влажном великолепии, грянуло в начале августа. Вездесущие строительные бригады начинали работу рано, очень рано утром, чтобы покинуть крыши и закруглиться до двух часов дня, когда самое пекло. Магазины, рестораны и бары гоняли кондиционеры на всю катушку, заманивая туристов, не привыкших к южному лету, в островки спасительной прохлады. Чтобы не сойти с ума и не поубивать друг друга, местные тоже врубали кондиционеры на полную мощь. (Те, кто не мог себе позволить кондиционеры, сходили с ума и убивали друг друга.)
По возможности люди избегали выходить на улицу до захода солнца. Увы, но разница была невелика. Здесь, в отличие от Севера, редкие проливные дожди ничего не охлаждали. Лишь добавляли влажности, да так, что, выходя после них из дома, попадал будто в сауну.
Ранним вечером Гриффен в доме у Мойса получал экспресс-курс по ставкам на спортивном тотализаторе. В перерыве, глядя в окно, он вдруг понял то, что раньше отмечал лишь мимолетно.
Разность температур в доме и на улице была так велика, что капельки влаги образовывались на внешней стороне окна. Прямо противоположно тому, что Гриффен видел на Севере.
Он указал на это Мойсу.
— Знаешь, был у меня там приятель, который носил очки. Зимой, когда он входил в дом с мороза, то минут пять ходил на ощупь, как слепой — запотевали стекла. Здесь же все наоборот. У него бы запотели очки, выйди он, скажем, из бара. Представляешь? Из уютного и безопасного местечка, где-нибудь в трущобах Квартала, да на улицу. В предрассветный час. Не лучшее время, чтобы ослепнуть на целых пять минут. — Гриффен криво усмехнулся и покачал головой. — Не понимаю, как тут живут люди… Я, конечно, и сам так живу, но все равно не понимаю.
— Со временем привыкнешь, — вздохнул Мойс.
— Угу, — хмыкнул Гриффен. — Во время ознакомительной беседы в Университете штата Мичиган новичкам говорили то же самое. «К холодам привыкнете… со временем». Весь фокус в том, что никто так и не свыкся.