Игры Фортуны

– Ну, Отрепьев тоже был Гришкой… Это на случай вашего самозванства весьма удобное имя! Однако продолжайте, я довольно рассказывал вам, больше, чем был должен. Ныне ваш черед открыть карты.

– Меня повезли в Холмогоры отдельно от семьи. Держали там в разных домах. Но мы виделись тайно. Солдаты меня жалели. Добрые люди научили писать и читать. Я писал отцу записки. Он мне отвечал. Иногда добрые люди давали нам видеться. Или выпускали меня из комнаты. Иногда я даже гулял… Вокруг дома, ночью, тайно. Потому и выжил. В девять лет меня чуть не убили, а в пятнадцать, ночью, втихомолку, увезли из Холмогор, бросили в эту темную нору в Шлиссельбурге. Я там чуть не умер. Горлом пошла кровь. Граф Шувалов, не знаю зачем, присылал мне отвары и лекарство-леденец. Я выжил. Рыжая Иродиада, ваша государыня Елизавета, приберегала меня, как карту в рукаве, на черный день. Я даже виделся с нею. Дважды. Везли в карете с занавешенными окошками. Привезли в дом графа Шувалова. Там она… Красавица, хоть и в возрасте. Я тогда совсем не знал женщин. Чуть не влюбился в нее. А ведь она меня погубила! Потом виделся с императором Петром Федоровичем, когда Елизавета умерла. Петр Федорович даже прислал мне подарки – голубой шлафрок, сорочку… Я радовался, как ребенок. А тюремщики смеялись надо мной. Отбирали у меня теплые вещи, лишали чая, грозились посадить на цепь. На цепь – своего императора! Я плакал втихомолку, смерти у Господа просил… Я много молился. Всю жизнь. И спас меня Господь… В самом начале царствования вашей новой государыни Екатерины, ко мне пришел комендант крепости… Остальное я рассказал.

– Вы действительно очень многое знаете, чего не мог знать бы просто ловкий человек, вздумавший подняться на имени несчастного узника Иоанна Антоновича, – раздумчиво промолвил Бирон. – Про графа Шувалова, и про государыню Елизавету Петровну, и про Петра Федоровича. Одно из двух. Либо вас подучил некто из сильных мира сего, либо… Второе «либо» я не стану пояснять ради вашего же блага, милостивый государь… Надо же, как неуместно вырвалось.

– Благодарю, ваша светлость. Но никто не подучивал меня. Я просто помню… Все помню… Ежели бы забыть! Какое счастье – забыть!

– Так забудьте! Ради вашего же блага, забудьте! Слово чести, забуду и я, вы выйдете из этих дверей свободным человеком… Какая жалость, вы ведь ничего не забудете!!

– Не забуду. Ибо это было бы предательством! – тихо, но твердо повторил странный гость.

– Что ж, тогда я умываю руки, – тихо и словно со стыдом сказал Петр Бирон, – Вы сами решили свою судьбу, сударь. Ежели я отпущу вас, после всего, что было здесь, государыня Екатерина Алексеевна объявит меня изменником, и на старости лет отправит в тихое уединенное место с четырьмя каменными стенами и решеткой на окошке. В тот же Шлиссельбург, например, вот будет божественная ирония, не находите?! А я, изволите ли видеть, туда не хочу. Я уже побывал там однажды, и мне хватило… Так что не обессудьте!

– На все Господня воля. – безучастно ответил гость. – Не мне вас судить. Матушка, правительница Анна, нанесла смертельную обиду вашей семье. Вы вправе мне мстить.

– Я не мщу вам, сударь, но и спасать не стану… Видит Бог, я хотел, но вы сами перешли предел. Просто… Вы пришли не к тому человеку просить о помощи. Я, подобно вам, прошел через горнило заключения. Но, в отличие от вас, они поселили во мне страх. Не ведаю, что вы хотели разбудить во мне… По-настоящему получилось разбудить только страх. Это страх на самом деле – его светлость герцог Курляндский. И он арестует вас и препроводит в Ригу, пусть там решают… Не здесь! Не я!

Незваный гость тяжело поднялся из кресел и еще тяжелее посмотрел на герцога Бирона.

– Страх, как много вокруг страха, – словно говоря сам с собою, произнес он. – Как много зла делает страх! Матушка, правительница Анна, не была жестокой. Она так поступила с вами и с вашим семейством из страха. Боялась вашего отца. Боялась за себя, за меня… Думала, верно, что ваш отец отнимет у нее детей, а ее с мужем сошлет в Сибирь. И императрица Елизавета тоже боялась… Боялась живого императора Иоанна Антоновича, и боялась его убить. Потому и прятала меня сначала в ссылке, потом – в тюрьме. Страх – опасный советчик, и вам он ныне подсказывает правильное, но бесчестное решение. Я вот уже никого не боюсь. И никого не осуждаю. Это привилегия мертвеца. Я узнал все, что хотел… Я в вашей власти, ваша светлость, извольте позвать стражу.

***

«Купца» Тимофея Курдилова из Риги отправили под конвоем в Петербург, в Тайную канцелярию. Держали в Петропавловской крепости, долго допрашивали. Сам Степан Иванович Шешковский дознание учинял. Курдилов твердил одно и то же: «Я чудом спасшийся император Иоанн Антонович». Пытать его государыня Екатерина Алексеевна запретила – Шешковский так и не понял, почему.