Рассказать? Все? Поймешь ли ты? Простишь ли?
Нет. Я бы не простила.
– Латира, – в голосе неподдельная тревога. – Ты же знаешь, что можешь во всем мне довериться. Пожалуйста.
Ох, Вирт, не трави душу. Мне и самой тошно.
Каждый день, смотря в зеркало, каждый день ловя в отражении свой силуэт я вспоминаю, вспоминаю ту ночь и разрываюсь от двух противоречивых чувств: отвращение и желание. Я гоню их прочь, но они настойчиво возвращаются раз за разом, напоминая о моей глупости. Не хочу вспоминать, потому... потому, что боюсь того, что может скрываться в глубине. Тхор был прав моя сила, как избранницы демиургов способна на многое, в сражениях я наслаждалась чужой болью, превосходством над противником. Я чувствовала себя непобедимой, пока... пока не встретила более сильного противника, способного сломить меня и... пусть я и стараюсь это отрицать – мне это понравилось, быть слабой. Я... нет-нет, лучше гнать эту мысль прочь.
– Латира.
– Я пошла на сделку с Хаосом, чтобы спасти всех вас.
– Что? – неверие в синих глазах. Никогда еще я не видела Вирта таким ошеломленным, таким потерянным. – Ка-ак?
Молчу.
– Ответь мне! – быстрым движение он оказался рядом со мной и, схватив за плечо, развернул к себе лицом. В его глазах пылало пламя ярости. – Я не верю, что ты могла пойти на такое.
– Тем не менее, – с вывозов отвечаю я, вырываясь из захвата.
– Как ты могла?!
– Это была последняя возможность выжить всем вам.
– А как же ты? – его голос опустился по шепота, взлохматив волосы, Вирт требовательно уставился на меня.
– Что моя жизнь по сравнению с целым народом.
– Тебе совсем наплевать на себя?
Горькая усмешка на моих губах.
– Не забывай я избранница демиургов, первым делом долг и лишь потом все остальное.
– Долг? – эхом отозвался он. – Это все о чем ты думаешь, о долге?! – под конец он перешел на крик. Я еще успела подумать, как бы никто из моих надзирателей не услышал шума и не пришел посмотреть, что происходит.
– Тише, тебя могут услышать.
– Ты хоть понимаешь, на что обрекаешь себя? – казалось, Вирт даже не слышал моих слов, продолжая метать молнии.
– Прекрасно понимаю, – наигранно безразлично отвечаю я.
С той встречи с богом-отступником прошел месяц. В конце концов Тхор сдержал обещание, на свой манер, оставшихся виарцев не убили, а просто превратили в рабов. Мы были окончательно повержены. Некогда свободолюбивый народ посадили на цепь, как диких псов, силой заставляя служить хозяину.
Я отвернулась к окну, оправдываться не хотелось. Сделанного не воротишь, к сожалению. Чем бог хаоса потребовал расплатиться, я не скажу, слишком силен инстинкт самосохранения. Я надеюсь еще использовать это в своих целях. Быть игрушкой я больше не намерена: ни в руках демиургов, ни тем более в руках Тхора.
– Сумасшедшая, – бессильный шепот.
Ты прав, милый, я сумасшедшая, раз согласилась на такую авантюру. Но сколь бы сильно я себя ненавидела, мой долг как защитника был спасти свой народ, не смотря ни на что.
Я представляю весь ужас свершенного и слишком хорошо понимаю, что ожидает мир, когда на Эрар опустится хаос. Не останется никого и ничего.
– Что он потребовал взамен? – Вирт развернул меня к себе лицом и просительно заглянул в глаза. – Латира, пожалуйста скажи мне.
– Я не могу, – полушепотом отвечаю я, едва сдерживая подступившие к горлу рыдания. Мой милый, сколь бы сильно я тебя не любила, ты не поймешь, а только возненавидишь меня. Я этого не хочу, хоть и понимаю рано или поздно правда раскроется. – Тебе пора уходить.
Хмурое молчание в ответ.
– Вирт, если тебя здесь обнаружат – то убьют, уходи...- трачу все силы на то, чтобы голос был как можно безразличнее.
– Я еще вернусь, – бросает он на прощание и скрывается в зеве черного хода.
– Не вернешься, – шепчу в ответ.
Я не оборачиваюсь, продолжая бессмысленно смотреть в окно, а по щекам катятся прозрачные алмазы слез. В сердце поселилась уверенность, что мы больше не увидимся. Проклятье, а я ведь ни разу так его и не поцеловала. Жаль...
– Госпожа еще что-нибудь желает?
– Я же сказала нет! – яростное рычание. – Поди прочь!
Испуганная служанка хикарка мигом испаряется, не желая попасть под горячую руку. В бессильной злобе, хватаю попавшийся под руку поднос с едой и швыряю о стену, оставляя остатки медленно стекать на пол.
В последние дни я становлюсь слишком раздражительной, – приходит запоздалая мысль. Не обращая внимания на осколки посуды, иду в спальню.
За окном уже давно стемнело, небо окутано тучами, что даже свет двух нарождающихся месяцев едва пробивается сквозь них.