И теперь за каждое, пережитое унижение, они платили ему сторицей.
Крахом надежд.
Сломанными судьбами.
Иногда — жизнью.
Он не забыл никого.
После смерти матери сын даже не пытался обратиться к нему за помощью. Благополучно спустив оставленное ею, включая знаменитые коллекции — ювелирную, блиставшую экспонатами из Гохрана, и собрание живописи — фамильное наследство (национальный герой был удачно женат на дочери крупного промышленника), он начал банально брать взятки за решение самых разнообразных вопросов.
Отцу казалось, что процесс полностью под контролем.
И до поры он не вмешивался.
Напрасно.
Как выяснилось только теперь.
— Как случилось, что
Пролистав папку, он вызвал начальника службы безопасности, старого сослуживца, и почти — друга.
С ним был откровенен, пожалуй, в большей степени, чем с кем — либо еще.
— Не совсем мимо… Я тоже получал информацию….
— Давно?
— Месяца три….
— Значит, полгода.
— Можно уточнить…
— Оставь! Да и не в том дело. Три месяца — полгода…. Почему ты молчал?
— Я не мог сразу…. Пойми, он же вырос на моих руках.
— Помню, как же. Ты его, пятилетнего учил водить машину. Сажал на колени и отдавал руль…. Значит, получается, ты его любишь, а я — нет?
— Зачем так? Я другое имел в виду. Нужно было все проверить. Могли ведь ошибиться, и подставить могли, и оклеветать, сам понимаешь….
— Ну и как, проверил?
— Заканчиваю проверку.
— Кто эта девушка? — палец Патриарха уперся в одну из фотографий на столе. Распоротое, изуродованное тело — такие часто показывают теперь в криминальной хронике.
— Да какая там, девушка! Танцовщица из варьете. Об этом можешь не беспокоиться, ни роду, ни племени — никто не вспомнит, что была такая…
— Не беспокоиться, говоришь? А мальчик? — он выдернул из папки еще одну фотографию.
— С этим — хуже. Дело в прокуратуре — с этой стороны проблем не будет. Но родители…. Отец слишком шумный.
— Слушай! — Патриарх, наконец, оторвался от папки и в упор взглянул на старого товарища. — Ты действительно впал в маразм, или меня считаешь старым маразматиком?
— Как ты можешь…
— Молчать! Девки без роду и племени, мальчики с шумными отцами…. Провались они все пропадом, неужели ты думаешь, что я не заткну глотку любому, кто посмеет….. Разве в них дело? Ты, старый осел, неужели не видишь, что он псих? Опасный псих? Маньяк. А если завтра он зарежет твою внучку? Или внука? А прежде изнасилует…. Что ты запоешь?!
— Не говори такое, прошу тебя! За ним можно присмотреть….
— Что же раньше не присмотрели?! Присмотреть! А когда я сдохну, что ты будешь делать?
— Я тебя не переживу.
— Слушай, брось! Не на митинге. Я сам такое кричал. В пятьдесят третьем…. Но выжил, как видишь. И еще директивы двадцатого съезда проводил в жизнь. Успешно, между прочим. Так что, не надо. А с этим, так…. Будем его… отстранять. Постепенно.
— От чего — отстранять?
— От всего. Может, и от жизни. Но не сразу. Для начала — от дел.
Патриарх замолчал надолго.
А когда, наконец, заговорил, прервав тягостную паузу, соратнику показалось, что хозяин кабинета утомлен беседой, не видит выхода из патовой ситуации, и потому — решил сменить тему.
— Как живет девочка?
— Вопрос застал главного охранника врасплох.
— Девочка?… А… Ну, все в общем нормально. Приглядываем. Так что….
— Он не закончил фразы, потому что вдруг осознал подоплеку вопроса.
И снова, в который уже раз был потрясен способностью Патриарха, находить самые неожиданные, парадоксальные решения.
В итоге они всегда оказывались единственно верными.
И, по существу — спасительными.
Но
Он сделал ставку.
Выходило так, что это была единственная ставка, которую позволила сделать судьба, в опасной, но захватывающей игре.
В следующем туре играть ему уже не придется.
На кону же стояло слишком многое.
Бережно притворив торжественную дверь патриаршего кабинета, он с трудом поборол желание, схватиться за телефон, здесь же, в приемной.
И только тогда извлек из кармана крохотный аппарат мобильного телефона.
— Это я, принц. Надо увидеться.… Нет, не вечером. Сейчас. Дело намного хуже, чем я думал.
Слуги мира. Рукопись старика
«….. Слуги Мира, сегодняшней ночью вам предстоит принять великие решения.
Продолжим.
К тебе обращаюсь я, Посланец того, кого именуют Царем Мира.
Следуя вашему учению об очистительной силе страдания, мирские властители наделены от рождения его невидимой чашей.
Тех, кто не бежит сей чаши, вы называете праведниками.
Тех, кто с честью осушает ее до дна, причисляете к себе подобным.
Те же, кто, без сожаления изливает содержимое чащи на головы смертных, обрекая, тем самым, на смерть и муки, отвергаются вами.
Их забирает вечно противостоящий вам Князь тьмы.
Однажды Великий Совет согласился с таким положением вещей, и с тех пор мы соблюдаем этот порядок.