Игры менталистов. Ловушка памяти

Мне на самом деле нравилась моя работа. Я любила историю, а уж когда видела в глазах учеников искренний интерес к моим рассказам, то чувствовала себя удовлетворённой. Дисциплина в академии была на высшем уровне. На занятиях ребята вели себя тихо и относились ко мне с уважением. Это подкупало, и я каждый раз старалась сделать лекции как можно более интересными.

Отношения с коллегами тоже складывались неплохо. И даже декан менталистов при встрече вежливо мне кивал, но заговорить не пытался. Казалось, он просто забыл о нашей не самой приятной беседе. Добился своего и просто выкинул произошедшее из головы.

Заявление из управления стражей я забрала, как и обещала. Пришлось переступить через себя, усмирить собственную совесть и принципы. Нет, меня не загнали в угол. Я вполне бы прожила и без должности историка в императорской академии. Но не смогла оставить Ильера. Просто не смогла.

А в среду утром, разбирая почту, обнаружила конверт без указания отправителя. Едва заметив его, поняла, что ничего хорошего в нём не найду. Так и оказалось.

На сероватой дешёвой бумаге было выведено следующее:

«Продажная тварь. Ты за это ещё ответишь. Вы все ответите!»

Послание немного покоробило, но не задело. Я просто смяла листок и бросила его в урну. Правда, немного подумав, достала, разгладила и сунула в ящик письменного стола. Пусть пока останется здесь. Выбросить всегда успею.

Пятничный вечер пришёл неожиданно. Я надеялась провести время с сыном, но он неожиданно сообщил, что собирается с друзьями погулять по городу. Я очень хотела запретить, сказать, что он ещё мал для студенческих посиделок. Но была вынуждена прикусить себе язык. Единственное – попросила его зайти ко мне, когда он вернётся обратно. И сын обещал, что непременно это сделает до закрытия ворот.

Иль и раньше часто уходил вечерами, и я относилась к этому довольно спокойно. Но тогда мы жили в небольшом тихом городке, где все друг друга знали. Теперь же за забором академии простиралась огромная столица, где с моим мальчиком могло случиться всё, что угодно. И потому я очень за него переживала, а в голову лезли неприятные мысли и образы.

Увы, когда нервничаешь и чего-то ждёшь, время тянется, как улитка. Я пыталась отвлечь себя делами: приготовила ужин, испекла пирог с яблоками, почитала книгу, вытерла пыль во всём доме. Думала, прошло немало времени, а оказалось, что до девяти ‒ времени закрытия ворот ‒ осталось ещё три часа.

Тогда я решила разобраться со своим гардеробом. Преподавателям в академии выдавали форму, и в женском её варианте это были широкая юбка и укороченный пиджак, под который надевалась белоснежная рубашка, или же брюки с удлинённым кителем. На занятия я ходила именно так, но в выходные могла позволить себе обычную одежду. Вот именно её разбором и решила заняться.

В итоге, когда часы пробили девять, у меня в доме царил идеальный порядок, а вещи в шкафу были отглажены и развешаны по комплектам. Я даже подходящую обувь под каждый наряд подобрала. И обычно такие занятия меня умиротворяли. Но точно не сегодня.

В девять пятнадцать я нервно мерила шагами гостиную, а нервозность стала такой, что пришлось выпить успокоительный настой.

В девять тридцать у меня почти сдали нервы, и лишь усилием воли я удерживала себя на месте.

В девять пятьдесят, когда до отбоя оставалось десять минут, я сдалась. Надела форму, застегнула китель на все пуговицы и отправилась к мужскому студенческому общежитию.

‒ Доброго вечера, ‒ поздоровалась я с пожилым комендантом. – Я профессор Кайс, преподаю историю. Здесь живёт мой сын, Ильер Кайс. Скажите, он возвращался вечером в свою комнату?

Седой сухопарый мужчина сдвинул брови к переносице и посмотрел на меня с сомнением.

‒ Из какой он комнаты?

‒ Из четыреста пятой, ‒ ответила я.

Тот задумчиво потёр лоб.

‒ Не видел, ‒ сказал наконец.

‒ Тогда, могу попросить вас уточнить, на месте ли он? Или, если не возражаете, сама поднимусь и посмотрю.

‒ Иди, дочка, ‒ махнул он рукой. – Мои старые кости и без подъёма на четвёртый этаж болят.

‒ Спасибо! – искренне поблагодарила я и направилась к лестнице.

Хотелось бежать, но я заставила себя идти чинным шагом. Мимо сновали студенты. На меня они смотрели с удивлением. Кто-то здоровался, кто-то провожал крамольными взглядами, кто-то просто проходил мимо.

Когда же я остановилась у деревянной двери с золотистой табличкой, на которой выделялась цифра 405, мне вдруг стало страшно. А вдруг Иля там нет? Вдруг с ним что-то случилось? Сердце было не на месте, а душу терзали дурные мысли. И всё же, я решительно постучала. Вот только никто мне не открыл.

Я постучала снова… И снова. И даже когда по коридорам пронёсся сигнал отбоя, не спешила уходить.

‒ Профессор Кайс, ‒ окликнул меня полненький мальчик с белоснежными кучерявыми волосами, выглянувший из-за соседней двери. – Вы Ильера ищете?

Я вспомнила его. Он учился с моим сыном.

‒ Да, ‒ ответила я. – Ты знаешь, где он?

‒ Они все сегодня собирались в «Синей бороде», ‒ сообщил тот. ‒ Это таверна, недалеко от академии.

‒ А ты не ходил?