Можно было сказать, что первый шаг сделан: робкий, неуверенный, сомнительный – но тем не менее. Владимир Иванович остановился возле стеллажа, занимающего всю длинную стену спальни от пола до потолка. Книжный шкаф с парадными собраниями стоял в передней, его открывали редко, а в спальню допускались книги для души. Библиотека была гордостью жены. Она вступила в общество книголюбов, завела блат в книжных магазинах, собирала макулатуру, чтобы получить талоны на Дюма, а потом обменивала мушкетеров на книги любимых поэтов: Цветаевой, Павла Васильева, Клюева… Перед каждой командировкой она давала ему список обменного фонда, в который наказывала брать по несколько экземпляров. Они хранились в картонных ящиках. Владимир Иванович хорошо помнил происхождение стеллажа. Доски добыл Игорь, договорился на заводе за составление инструкций, но конструировать должен был он – и себе, и ему. При этом Игорь дождался когда Владимир Иванович сделает себе, пришёл, посмотрел и уже с учётом обнаруженных мелких просчётов приступили ко второму. Получилось и красиво и вместительно.
Владимир Иванович снял с полки пяток томов. Обои за стеллажом ни разу не менялись. Голубое поле превратилось в серое, а к синим цветам добавились чёрные разводы. На верхних торцах книг ровным слоем лежала пыль. Почему-то вспомнилось, как на базаре восточный человек обрызгивал помидоры из пульверизатора, придавал продукту товарный вид. Книги тоже не мешало бы протереть, или хотя бы пройтись пылесосом. За пару часов можно управиться. До болезни о них заботилась жена. Вспомнил о жене и сразу представил, какое впечатление произведут на неё грязные обои вместо родных говорящих корешков. Увидит и сразу потребует доктора, если будет в состоянии прошептать хотя бы слово. Ещё не поздно было позвонить и отказаться или не открыть дверь, когда приедут букинисты. Но денег от такой верности не появится, и жена может вообще не вернуться из больницы. Разумнее всего разобрать стеллаж и переклеить обои.
Игорь не позвонил, но приехал и, не раздеваясь, озадачил:
– Ты еще не выкинул свою диссертацию?
– Лежит, с какой стати выкидывать?!
– Я нашёл на нее покупателя.
– Какого покупателя, – не понял Владимир Иванович.
– Нормального придурка из нуворишей.
– А почему ты решил, что я продам?
– Разве деньги уже не нужны?
– Нужны.
– Значит, доставай.
– Да какой прок с неё в наше время. Кому нужна степень, если кандидаты наук в киосках бананами торгуют.
– Таким, как мы, она теперь действительно без надобности, а тем, кто просочился в серый дом, она далеко не лишняя. Надбавка к зарплате их не волнует, с их взятками никакое жалованье не сравнится. Зато престиж…
– Ты думаешь, если бы я успел защититься, моя жизнь сейчас текла бы по другому руслу?
– Я ему про Фому, а он про Ерёму. Тебе бы даже докторская степень не помогла, потому что нуль в любой степени остается нулем. А пять в квадрате – уже двадцать пять. Человек этот при серьёзной должности. Диссертацию при его связях и состряпать, и защитить можно, не выходя из бани, но он хитрый и осторожный. Ему надо, чтобы никто не подкопался. У него и диплом по той же специальности, как у нас с тобой. Добыл себе перчатки канареечного цвета, теперь и пальтецо в тон им подобрать захотелось.
– Почему канареечного?
– Это к слову. Был когда-то в моде. Помнишь песенку: «…а на мне пальто канареечного цвета и на подошве толстый каучук…» Правда, теперь в моде вороний цвет или грифовый. Но ты согласен.
– С чем?
– Ты отдаешь ему диссертацию и забываешь о её существовании, а он тебе двадцать косарей.
– Как-то неожиданно.
– Понимаю. Ты можешь оставить её в семейном архиве или положить в гроб жены. Или она в твой положит, если переживёт тебя.
– Но мне двадцати не хватит.
– Ничего не поделаешь, остальное придётся в других местах искать, но это очень хорошая цена. Я с четвертака торговаться начал, но такого не проведёшь, ушлый гад.
– Подумать бы.
– Ты еще скажи, что с женой посоветоваться надо и с юристом.
– Когда отдавать?
– Сейчас, а завтра вечером будут деньги, если он не передумает.
Владимир Иванович прошел в комнату и достал из стола красные папки. Все четыре экземпляра.
– Пакет дай, чтобы до машины донести. И учти, что я за посредничество не беру, по старой дружбе. – Он покачал папки на руке и вздохнул. – Тяжёлая. Мне бы свою кому бы продать, да кому она, засвеченная, нужна.
– Спасибо. Я, кстати, договорился на завтра с букинистом.
– На столько?
– Первая половина дня.
– Жаль, что не смогу подскочить, весь день занят. А передвинуть на вечер нельзя?
– Они уже с машиной будут.
– Обдерут тебя как липку. Хотя книги уже перестали быть товаром. Их надо было раньше реализовать. Помнишь, как я красиво избавился?
– Помню.
– Даже потрепанные по два номинала ушли. Рынок надо чувствовать. Ну ладно, до завтра.
Прибежал, взбудоражил, обнадёжил и убежал.