Игры на интерес

– Ну, ладно, заходи, теперь знаешь, где меня найти, – говорит Настя. – Посидим, детство вспомним.

– Неплохо бы отвлечься, – рассеянно соглашается Светка.

Но пригласить к себе забывает. Или стесняется водиться с официанткой – городишко маленький, а она, небось, на виду?! Ну и пусть, коли так. Настя переживет. Чихать она хотела на всю эту знать, похлеще видала.

Расстраиваться по мелочам – не в ее характере. Однако к концу смены наваливается усталость, состояние словно перед запоздалыми месячными, когда измотанное безразличие легко переходит то в страх, то в агрессивность. И вот уже чья-то вороватая рука ползет по ее талии, в другой бы раз и увернулась, и никаких нервов, а теперь психанула и наотмашь по наглой руке – брак в работе. Увидел бы директор – не похвалил.

Дотащилась до дома, а на крыльце Людмила поджидает. Нет, это уже слишком, превращаться в многостаночницу она не собирается и веселить чужих гостей не намерена, кто их звал, тот пусть и ублажает.

Но тревога ложная. Сестрица чуть под хмельком, привалилась к стене и напевает вполголоса: «А мне мама, а мне мама целоваться не велит…» У нее прибыльный вечер – три мужика пожаловали и каждый со своим взносом, и девчонок быстро собрала, и по комнатам без капризов устроила – как по нотам разложила. Только вот Настину койку пришлось занять. Потому и дожидалась, чтобы Настя голубков ненароком не спугнула, а переночевать можно вместе, кровать у нее широкая.

– И все-таки здорово ты, Надька, придумала, золотую жилу нашла, вот что значит городская наука, – шепчет сестра, укладываясь. – Ну, куда бы я без тебя, так бы и сгноила дом. А теперь и сруб подновлю, и внутри кое-что сделаю. Эту комнату, пожалуй, так и оставлю, а в остальных, думаю, перегородочки смастерить. Шесть пар можно будет разместить. Слышь, Надь…

Настя слышит, но не отзывается, хочется быстрее уснуть.

Утром она узнает, что ушла Любаха.

– Выгнала, что ли?

– Вот еще не хватало, сама сбежала. Вернулась с работы, собрала чемодан – и в общежитие. Ни спасиба, ни до свидания.

– А чего сказала?

Ничего. Меня дома не было. Я в это время как раз за девчонками бегала.

– Ты ее что, с мужиками оставила?

– А то она с мужиками не оставалась.

– Смотри, разнесет по всему городу, не отмоешься.

– Я ей разнесу.

– Поздно будет.

Людмила молчит, соображает, потом потяжелевшее от обиды на неблагодарную квартирантку ее лицо радостно светлеет.

– Она мне деньги за последний месяц не заплатила. Пусть только пикнет.

11

И понеслись денечки.

– Карусель, да и только.

– Какая-такая карусель?

– Обыкновенная. Знаешь, когда карусель ходу наберет – юбки у девок задираются, голова кружится. – И, дождавшись одобрительного кивка старшей сестры, Настя добавляет: – И подташнивает слегка.

– Постой, неужели залетела?

Насте смешно – об этом она как-то и не подумала.

– Я другое имела в виду.

Теперь Людмила понимает ее намек, но отмалчивается, к чему пустые разговоры, когда дело раскрутилось.

Гости идут хорошо. И не с пустыми руками: иной – с канистрой, иной – с банкой, иной – с грелкой. Особо ушлый тащит подразбавленную поллитровку, которую сам же и выпить норовит. На такую хитрость у Людмилы хватает надежной простоты, – если не решится выгнать пьяного, в следующий раз выпроваживает еще с порога, отговорка у нее безотказная – нет девушек, и вся недолга.

Из каждой промашки извлекается урок. Два раза об одну кочку она не спотыкается. Не успела спирт вовремя убрать, вернее, убрала, но недалеко, на окно поставила. Пока утром вошкалась у плиты, гости банку высмотрели и за стаканы, торопиться им некуда, народ вольный, командировочный, – опохмеляются, уничтожают продукт. Стала выгонять, не внаглую, под предлогом, что ей на работу, они послушались, люди культурные, но недопитое в гостиницу прихватили.

С тех пор, если гости не внушают доверия, Людмила устраивает подъем в семь утра, уходит сама и Настю с собой уводит, чтобы дом запереть. Потом Настя огибает квартал или два и возвращается досыпать.