Гена журит его, как мальчика. Не уступая в вальяжности самому Бельскому, старается внушить, что человек он с большими возможностями и во многом осведомлен, но вместе с тем и добрый человек.
Выпросив у диспетчера дежурную машину, он везет необрезанное стекло к Меркулову. На лестнице пенсионер услужливой трусцой бежит перед ним до пятого этажа, чтобы Гена со стеклом не топтался перед закрытой дверью. Задыхается, но бежит.
Квартира у него однокомнатная, старой планировки, с маленькой кухней и совмещенным санузлом. Но Гену это не смущает. Он даже рад, что квартира не очень удобная – легче будет торговаться.
Вставлять стекло он приходит уже после работы, чтобы не торопиться, чтобы осталось время посидеть за чайком.
Закрывая балконную дверь и приглашая хозяина оценить сделанное, Гена, как бы между прочим, спрашивает:
– Летом, наверное, плохо спится при таком грохоте с улицы?
– Неважно. С вечера не заснешь, а утром будят ни свет ни заря. Сон у нас, пенсионеров, хрупкий, да кто с этим считается.
– «Кирпич» по такому поводу, конечно, не повесят.
– Какой кирпич?
– Дорожный знак так называется – «Проезд запрещен».
– Зачем такое внимание, мы народ не избалованный, век отработали, отдали свой долг, и все равно не сидим сложа руки, и в очередях постоять не гнушаемся, не обращая внимания на ревматизм…
Гена терпеливо слушает жалобы соскучившегося по собеседнику старика, выжидает, когда ворчание на здоровье и магазины перекинется на квартирные неудобства или дрязги с соседями. Подталкивать Меркулова к нужному разговору он не спешит, знает по своей деревенской бабке, какой мнительный народ эти старики. И терпение вознаграждается.
– Мало того что поговорить не с кем, – продолжает пенсионер, – заболеешь – и стакан воды некому подать. Страшно по вечерам.
И тогда Гена решается.
– Так, может, сменяемся? У меня комната в трехкомнатной квартире. Соседка интеллигентная женщина с мальчиком восьмиклассником. Будет с кем в шашки сыграть.
– С общей кухней?
– А что вам кухня? Это двум бабам у одной плиты тесно. Я, например, почти не бываю там.
– Я тоже не любитель стряпни, а некоторые любят кастрюлями погреметь. Я всю жизнь бухгалтером проработал, но был у нас один снабженец, тот любой домохозяйке сто очков вперед даст.
– Встречаются и такие. А комната у меня небольшая, но теплая, на третьем этаже, и окна во двор, улицы совсем не слышно.
– До третьего я пока еще без перекуров поднимаюсь.
– Вот видите.
– Подумать надо.
– Конечно, подумайте. Я не настаиваю. К слову пришлось, вот и предложил. Разницу в площади я, разумеется, оплачу. В таких случаях полагается рублей триста – четыреста.
– Я понимаю, но все-таки подумать надо.
Гена еще раз повторяет, что он не торопит с решением и начинает собираться домой. Главное, не перегнуть палку.
Когда Меркулов приходит на очередное дежурство, Гена здоровается с ним приветливее, чем раньше, знакомые все-таки, но про обмен не напоминает. Пенсионер заговаривает сам.
– Комнатку посмотреть бы надо. А то, как в армии, махнем не глядя.
– В любое время. Я недавно ремонт сделал.
Перед тем как привести гостя. Гена привозит в комнату кровать и стол с парой табуреток, и не только для того, чтобы придать ей обжитой вид. В основном это делается для Ореховой. Хочется показать ей, что он собирается жить в квартире постоянно, чтобы она не заподозрила в тайных переговорах и не выкинула очередную пакость.
– Хорошее место, – сдержанно хвалит Меркулов, – здесь я буду приписан к центральной поликлинике, а в центре врачи намного лучше, у них начальники лечатся.
– Вот видите! – О подобном плюсе Гена не догадывался. На его чашке появляется лишняя гирька, очень нужная, и ставит ее сам Меркулов.
– Хорошее место, но надо подумать.
– А куда нам торопиться.
– Это вы, молодые, легко решаетесь, а нам, старикам, сдвинуться – дело нешуточное, каждая вещичка к месту приросла. Опять же силы для переезда не те.
– Об этом не беспокойтесь! Это я беру на себя.
– Вы не так поняли.
Чтобы нечаянно не рассердить Меркулова, Гена не уточняет, что имелось в виду, а приглашает его в кино.
Комната понравилась, но старик раздумывает еще две утомительных недели. И наконец решается.
– Пожалуй, надо меняться. Только, может, договоримся поднять цену до пятисот рублей?
– Ну что же, торговаться я не умею, попробую найти. Сто рублей не деньги.
– Тогда по рукам! – говорит Меркулов.
Говорит, может быть, не так решительно, как хотелось бы, но все-таки самое страшное остается уже позади.
– Значит, собирайте документы и приносите на следующее дежурство. А может, удобнее мне зайти к вам домой – завтра к вечерку, например?
– Нет-нет, я так быстро не успею. Нездоровится что-то последнее время, устаю. Давайте дня через три.
Такая отсрочка уже ничего не меняет. У Гены есть чем заняться в эти дни.
14