Игры на интерес

Квартиру он ремонтирует с наслаждением, каждый раз, перед тем как взяться за инструменты, подолгу обдумывает, с чего начать, подо что покрасить или оклеить, потом тщательно подбирает материалы, а вечерами, перед сном, подолгу любуется своими трудами. Работа радует глаз, но еще большую радость приносят тишина и свобода делать у себя все, что захочешь и когда захочешь. Ему уже смешно вспоминать свое ликование перед заселением в коммуналку – жилище, где обязательно появляется любопытный, заглядывающий в твои кастрюли и стучащий в двери ванной, когда ты надумаешь помыться. И ведь не только ликовал, но и гордился собой, хвастался перед друзьями. Другое дело теперь. Завоевав отдельную квартиру, он словно в плечах раздался. Даже с Олегом Васильевичем стало легче разговаривать. На одном из перекуров Гена запросто предлагает себя на место, которого так долго и старательно добивался Бельский. И начальник управления удивляется не его наглости – собственной слепоте, сетует, как это ему самому не пришло в голову такое решение. Мало того что у него нет сомнений, он еще и уговаривает, боится, как бы Гена не передумал.

– После войны с Ореховой отдел из пятнадцати мужиков тебе покажется восстановительным курортом.

– Специфика маленько другая, – скромничает Гена.

– Не скажи. Бориса взять, вроде и лихой мужик, а оплошал. Он и отдел боялся брать, потому что не верил в свои силы. Нюх волчий, а лиса перехитрила. Но за тебя я спокоен.

Однако с переходом они решают повременить. Шабашку их узаконили договором, работа набрала хороший ход, и с места начальника котельной доводить ее до конца было легче.

Гена не очень-то спешит поделиться с приятелями своими планами, полагая, что и Олег Васильевич будет пока молчать, но при первом появлении на прежней работе узнает, что о его возвращении уже известно. Узнает от Бориса, который забежал в контору по пути на вокзал.

– Видишь, как все обернулось, – говорит Борис, – а ты боялся.

– Что ты имеешь в виду?

– И квартиру, и новую службу. Мне сейчас Олег Васильевич похвастался, что подобрал для отдела молодого и стоящего парня.

– А ты уверен, что он ошибся?

– Почему? Все правильно. Слушай, а как Надежда приняла новую соседку?

– Не знаю, не интересовался.

– Я ведь тоже место сменил, теперь в монтажной шараге, пока прорабом, но с перспективой.

Гена смотрит на Орехова и удивляется, что совсем недавно прислушивался к его мнению, ловил каждое слово, а теперь стоит перед ним молодящийся мужичок, рассуждает о каких-то своих перспективах, которых у него нет и не будет уже – поздно.

– В командировку сегодня уезжаю, – продолжает Борис, – первое время придется помотаться. Но это полезно, чтобы кровь не закисала от семейной жизни.

– Тебе все неймется?

Орехов загадочно улыбается, а потом неожиданно спрашивает:

– Слушай, мне кажется, ты на меня до сих пор обижаешься?

– Брось ты, какие могут быть обиды в наше время, – отмахивается Гена, хотя и просятся на язык накопленные претензии, хочется кое о чем напомнить. Но за спиною, совсем некстати, слышится голос Сережи:

– Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не я, а поэт Винокуров.

Гена уверен, что Сережа говорит неспроста, еще немного – и начнутся подковырочки, и потому спешит опередить:

– Винокуров, говоришь, подходящая вывеска, сама за себя говорит. У меня тоже слесарь есть, у него вообще фамилия – Пойлов. Я серьезно. И слесарь ее вполне оправдывает.

– Видишь, как он тебя, – смеется Борис, – а то ли еще будет, когда начальником над вами поставят.

«Вот вы себя и выдали, Борис Николаевич, заело все-таки, что местечко заняли, не надо было кочевряжиться, а теперь – прозевали», – хочется сказать Гене, и он бы не постеснялся, но ему вдруг становится скучно с ними. Взрослые мужики, а серьезности ни на грош и гордости ни на копейку – разве такими делами занимаются в их возрасте?

Борис начинает рассказывать Сереже о перспективах новой службы, и Гена, пользуясь этим, отходит от них. Ему нужен Славик.

Он старается выведать, о чем говорит народец. Славик хитрит. По его словам получается, что отделу безразлично – кто будет стоять над ним. Такого не может быть. Старики обязательно должны возмущаться. Первым вознегодует Бельский. И Демидов, пожалуй, скривит физиономию, вечно он, как собака на сене. И Тарасову это не должно понравиться. Ну и пусть злятся. Могут даже заявления об уходе подавать. Он уговаривать не станет. От Бельского толку немного. Демидов, конечно, спец, но кто пострадает от его ухода – разве что заказчики, Гена эту потерю переживет, ему даже спокойнее будет. А что касается Тарасова, так ему и уходить некуда, он не дурак, он знает, что такой вольницы для себя не отыщет.

– Значит, все молчат? – допытывается Гена.

– Почему молчат – разговаривают, переливают из пустого в порожнее. Ты лучше ответь: как на предмет новоселья? Зажать хочешь?

– Я не против. Можем в пятницу собраться. С деньгами, правда, не густо, но раздобуду.

– В пятницу – самое то. Жалко – Борис в командировке.

– Позвони Ленке и пригласи от моего имени.