Игры на интерес

Дверь была распахнута. «Мало ли что – тепло же». Он осторожно прикрыл ее за собой и на цыпочках прокрался в комнату. Первое, что бросилось в глаза, – кровать, которую Нина успела заправить после его поспешного бегства. «Значит, Генка что-нибудь напутал». Из ванной доносился шум льющейся воды. Посреди кухни стояла стиральная машина. Рядом с ней лежала куча белья. «Ну конечно, Генка баламут. Ношусь как угорелый, а она спокойненько стирает». Он приоткрыл дверь в ванную. Нины там не было. Вернулся в комнату, потом вышел на площадку. А по лестнице уже бежал, не всегда попадая на ступеньки и хватаясь за перила, чтобы не упасть.

Откуда-то еще брались силы. Теперь надо было попасть в другой конец поселка. И, как назло, ни одной машины, не до попутной уж, он бы и встречную заворотил, встал бы посреди дороги и шагу бы не отступил – пусть давят или останавливаются, но ни легковой, ни грузовой, ни самосвала, хоть бы велосипедишко плохонький забыли у подъезда, он бы и на двух колесах долетел.

Тяжело дыша и озираясь, он остановился в больничном коридоре, не зная, где искать своих. В обе стороны уходили белые стены и двери – все одинаково белые. Белизна и тишина отдавали холодом. Михаил не выдержал и крикнул. Из комнаты напротив выбежала сестра.

– Где Славка?

Сестра испуганно посмотрела на него и засеменила по коридору. Михаил догнал ее и схватил за плечо.

– Славка где?

Она осторожно высвободилась.

– Сейчас, сейчас мать позову. Подождите, она сейчас.

Михаил пошел следом. Сестра остановилась.

– Туда нельзя. Вы подождите, Пожалуйста. – И убежала.

Смягченные тапочками шаги быстро затихли. Снова белые стены, тишина, холод. Михаил стоял и ждал. Теперь уже идти за сестрой или звать кого-нибудь еще не хватало смелости.

Девушка возвратилась одна.

– Сейчас придет. – Бочком, почти прижимаясь к стене, она юркнула мимо, а возле своей комнаты успокаивающе добавила: – Она молодец.

В глубине коридора появилась женщина в белом халате. Михаил решил, что это врач и ему наконец-то все объяснят. Он оглянулся на сестру – та стояла у приоткрытой двери и не уходила. Один на один разговор получается всегда откровеннее. Сестра могла помешать. Михаил хотел прогнать ее, но женщина в халате уже подошла. И он узнал Нину.

– Зачем пришел?

– Как зачем? Славка же?

Бледная, осунувшаяся, она казалась просто усталой, словно после ночной смены.

– Что с ним? Что для него нужно?

– От тебя ничего.

– Может, пересадку кожи или переливание крови, так у меня ее море, первая группа, она для всех пригодна. – Он что есть силы надавил на ладонь возле недавней ранки. – Вот видишь, у меня ее море.

– Вино это, Миша.

Нина хотела уйти, но он загородил дорогу.

– Ну скажи, чем я могу помочь, я все для него сделаю, в доску расшибусь.

– Ты уже сделал, драться научил.

– Где он?

– Не кричи, там.

Нина повела головой, и Михаил понял, что она показывает на потолок. Но зачем ей показывать туда? Второго этажа в больнице нет. Там только небо.

– Что ты тянешь кота за хвост, где он?

Лицо у Нины вдруг покраснело, сморщилось, и она тоже закричала:

– Уходи! Сколько раз можно повторять! Ведь ты же…

Она не договорила и побежала – и уже скрылась, не то за поворотом коридора, не то за одной из дверей, а Михаил все еще собирался догонять ее.

– Бедный мальчик, как его знобило, все тельце тряслось. Отец называется, постыдились бы, на всю больницу разит, – добавила сестра.

– Уйди! – Михаил замахнулся локтем, но не затем, чтобы ударить, просто ему нужно было на кого-то замахнуться.

– Милицию вызвать?

– Вызывай, хоть роту вызывай.

Сестра ничего не сказала и ушла в свою комнату.

Милиции он не боялся. Ему даже хотелось, чтобы за ним приехали. Он подождал, когда сестра запаникует в телефон. Но было тихо. Тогда он постучался и крикнул:

– Ну, где же твоя милиция, долго я буду ждать?

Сестра вышла, и Михаил увидел красную розу на кармане ее халата, старательно вышитые красные лепестки, очень красные. Раньше он их не замечал.

– Вы еще не ушли?

– Ты что, за пацана меня держишь? Я тебе сказал, вызывай, а там видно будет.

– Идите же, сами видели, какая она сейчас.

В голосе ее не было ничего, кроме жалости. Михаилу стало стыдно. Он послушно вышел и поплелся по улице, бормоча под нос:

– Драться научил, вот он и осмелел, а дружкам не понравилось – был теленочком, да вдруг набычился, кому же понравится, ясно, что по рогам надо. Вот и толкнули в огонь, а кто виноват – конечно, папочка так называемый. Раньше-то терпел, наверное, когда шпыняли, а теперь разве можно, папочка объявился, защитник, да еще и драться научил…

Через полчаса закрывался магазин, а деньги лежали дома, но идти туда было страшно – можно нарваться на соседей или подруг Нины, начнутся упреки, проклятия – и никакого понимания, никакой жалости к нему. А хотелось, чтобы поняли и пожалели. Но идти за этим было не к кому. Разве что к аптекарше.

– Они меня выгнали, – пожаловался он еще в прихожей.

– А я здесь при чем?

– Молчи, все вы ни при чем! – моментально вскипел он. – Один я виноват.

– Не пойму: или ты перебрал, или, наоборот, до кондиции не хватает.