– Ничего. – Громов расслабил надбровья, чтобы не пугать ее. – Я просто пытаюсь разобраться.
– В чем?
– В том, кто и почему убил вашего бывшего мужа?
– Намекаете на то, что у меня был мотив? – Она даже улыбнулась. – Не смешите! Вы видели Сугробова?
Он видел то, что от него осталось, но все равно кивнул.
– Он был силен как бык. Он был выше меня на полторы головы. Я бы ни за что с ним не справилась. Посмотрите на мои руки.
Он начал с ладоней, поднялся взглядом до локтей и выше к предплечьям. Никакого намека на скрытую, хорошо развитую мускулатуру. Нежные слабые руки. Изящные запястья, длинные тонкие пальчики.
– Как бы я смогла?! Да и на чем я бы повезла его за город, Илья Иванович? У меня нет машины. На такси на такие мероприятия не ездят, – фыркнула она почти весело.
Зато у нее мог быть сообщник. Какой-нибудь тайный или нет воздыхатель. Которого Сугробов тоже третировал. Который тоже дико устал за три года бесконечного преследования. И у которого могла быть машина, на которой они вместе вывезли пьяного Сугробова за город и там…
– У меня нет братьев, друзей, любовников. То есть у меня нет и не может быть сообщника, – продолжила рассуждать умненькая Настя Сугробова. – Я одна.
– Почему?
– Я взяла паузу в личной жизни. Устала от Саши настолько, что…
И вдруг она расплакалась. Горько, по-детски хлюпая носиком и дергаясь всем телом. И это было так неожиданно, что Громов чуть не бросился ее обнимать, чтобы утешить. Вовремя притормозил.
– Знаете, когда пришла эта женщина и сказала, что Саша исчез, я… Я так обрадовалась! Что даже отпуск взяла на две недели. И дом приводила в порядок. Мыла все, скоблила. Стирала шторы, выбивала ковры. Почувствовала себя какой-то обновленной, свободной. Боже, как мне за это теперь стыдно!
Так-так-так…
Громов насторожился.
А что, если Сугробова убили в ее квартире? И вывезли уже потом с петлей из его же собственного шарфа на шее? Оттого и генеральную уборку затеяла, чтобы скрыть следы преступления? Надо, надо пробить все ее связи. Три года и никаких отношений? У профессорской внучки с такими потрясающими ногами и шикарной жилплощадью, набитой коллекционными вещами? Да не верится, черт побери!
– Что за женщина? – спросил он, доставая блокнот с огрызком карандаша.
Он давно уже перестал таскать в карманах авторучки. Столько рубашек испортил протекшими чернилами.
– Что?
– Вы сказали, что к вам пришла какая-то женщина и сообщила об исчезновении вашего бывшего мужа.
– Да, пришла.
– Кто эта женщина?
– Ох… Какая-то учительница. Она представилась учительницей.
– Учительницей?!
Громов вдруг рассвирепел, почувствовав себя обманутым. Эта странная девица ловко водит его за нос, прикидываясь нежной, парниковой орхидеей. Что вообще она несет? При первом допросе ни о какой учительнице не было и речи. Ни она, ни сестра погибшего ни словом не обмолвились. Откуда взялась учительница?!
– Подробности той встречи? – потребовал он жестко и снова свел брови к переносице, намекая, что за ложь пощады не будет.
– В общем, ничего особенного в той встрече не было.
Настя выдернула указательным пальцем из высокого хвоста прядку волос и принялась ее накручивать. Глаза мгновенно просохли от слез, смотрели на Громова серьезно и настороженно.
– Я была дома. Вечер. Звонок в дверь. Открываю, стоит женщина. В годах, элегантная, достаточно симпатичная. Смотрит надменно. Спросила, знаю ли я Сугробова Александра? Ответила правду. Да, это мой бывший муж. Мой бывший, ужасный муж.
– Это вы ей так сказали? Или сейчас добавили?
– Ей так сказала. – Настя оставила прядь волос в покое и снова уронила ладони на колени. – Она представилась бывшей учительницей Саши, попросилась войти. Я позволила. И тогда она прямо с порога потребовала, чтобы я написала заявление о его исчезновении. Представляете?
– С чего вдруг? Что за странная просьба? Как она объяснила?
– Честно? – Настя шумно вздохнула. Закинула за ухо прядку, с которой игралась. – Я так обрадовалась, что он исчез, что даже не стала спрашивать, зачем ей это нужно. Просто сказала, что никаких заявлений писать не стану. Мы давно в разводе и все такое.
– А откуда она узнала, что он пропал?
– Наверное, ей сказала Вера. Потом она еще что-то говорила о публичном скандале, который устроил Саша.
– Каком скандале?
– Я не знаю, – она глянула честно, прикладывая к груди обе руки. – Она говорила много, сумбурно. Я почти не слушала. Я даже фамилии ее не помню.
– А как звали ее?
– Кажется, Анна Ивановна. Но могу и напутать. Вы у Веры спросите. Она же знает его учителей. Должна помнить. Мы о его школьных годах с Сашей говорили мало. Почти совсем не говорили. Все, что я знала, так это то, что он отлично учился в школе. И даже побеждал на олимпиадах. Умницей был, одним словом. Как потом скатился до такого уровня, не могу знать.
– А вы не замечали за ним дурного, когда встречались?
– В том-то и дело, что нет. Он вел себя сдержанно, интеллигентно. Не пил. Не сквернословил. А потом дошел до того, что начал… Таскать из дома вещи! – Ее лицо брезгливо сморщилось. – Это так гадко.
– Понятно. Так что там с учительницей?