— Затем, чтобы вы выступили с таким заявлением, — взмахнул руками участковый, словно дирижер.
— Почему они используют такие варварские методы?! — округлила Варя глаза. — Поджигают дома, преследуют. Не проще договориться?
— Гм-м… Но ваши телефоны выключены, девочка. Брать штурмом дом не стали. Подожгли. Видел я этих поджигателей. Идиоты! Не те, что сидели в засаде сначала.
Василий Иванович откинулся на спинку стула, отодвинул от себя пустую тарелку и вопросительно глянул на Варину мать.
— Второе? — улыбнулась она ему.
— Не откажусь, — ответил он ей такой же точно теплой улыбкой.
Что она здесь делает? Она им мешает! Неужели непонятно? Надо убираться отсюда, пока и мамин дом не спалили. Сегодня ночью она воплотит в действие план, который они набросали с Пашкой перед его гибелью. Она уйдет огородами до трассы. А там…
— О том, чтобы одной пускаться в путешествие, даже и не думай. — Василий Иванович смотрел на нее, прищурившись. — Вижу, что задумала. И запрещаю.
— А что? До выборов здесь сидеть? Пока и этот дом не сожгут? Надо убираться отсюда и не мешать вам.
— Я подумаю, — кивнул он, согласившись с тем, что она им мешает.
Неторопливо уничтожил гору жареной картошки и три котлеты. Запил яблочным компотом с ватрушками. На аппетит участковый не жаловался. Варя зубы сцепила, чтобы не напомнить ему об избыточном холестерине и риске инфаркта при таком аппетите. Еле промолчала.
— В общем, так… — Василий Иванович вытащил из-под воротника салфетку. Вытер рот. — Есть у меня одна дальняя родственница. Живет недалеко, но в такой глуши, что захочешь — не найдешь. Я тебя тихо туда отвезу сегодня ночью. До выборов отсидишься. Недолго осталось. А потом видно будет, что с тобой делать.
Варя чуть не рассмеялась ему в лицо.
Да как же! Он будет решать, что ей делать! У нее есть деньги, они целы, никуда не делись. Она на них может первое время неплохо устроиться. Только, конечно, не в этом захолустье. И не в Москве точно. Странный город, поняла она со временем. Захочешь быть на виду, непременно потеряешься. Захочешь затеряться, оказываешься у всех на виду! Нет, туда точно ни ногой.
— Нина, ты собери Варе в дорогу продукты. Там магазина нет. Автолавка раз в три недели ездит. Пойду прилягу, отдохну. Как стемнеет, так и выедем. Да… И никаких телефонов! По нему тебя сразу отыщут.
Он ушел в мамину комнату. Варя слышала, как хрустнули под его крепким телом старые пружины маминой кровати. Сделалось тошно. Он тут теперь хозяин, а она — никто. Она — гость. Которого он сегодня ночью отправит в какую-то болотную глушь, где даже магазинов нет.
Варя, прикусив губу, наблюдала за тем, как мать хлопочет, собирая ей продукты в дорогу. Баночки, сверточки, пакетики. Набралось две большие сумки.
— Пойду отдохну, — проговорила она, застегнув сумки и поставив их у порога кухни.
И пошла к двери в свою комнату, где храпел участковый. И на пороге вдруг словно споткнулась, глянула на нее, покраснела:
— Ты на нас зла не держи, дочка. Привыкли мы друг к другу. Привыкли, что все время вдвоем.
И скрылась за дверью.
То есть она сейчас что сказала? Что им вдвоем хорошо, а она — третья лишняя? Она — ее дочь — ей мешает?
Варя подскочила к дивану, приподняла сиденье, нашарила среди старых кожаных голенищ и каблуков свою сумочку, выдернула ее оттуда. Ушла на веранду, подальше от матери и ее спутника. Сунулась в сумку, проверила. Деньги были на месте. Паспорт, телефон, все там. Подержала в руках свой мобильник. Вспомнила, что Пашкин телефон возле места его гибели так и не нашли. Видимо, сгорел в доме. Телефон сгорел. Паша погиб. И она больше не позвонит ему, а он не позвонит ей. И не пришлет ей смешных сообщений, называя Вареником.
Она не заметила, как нажала кнопку включения. То ли палец нервно дернулся, то ли она это сделала умышленно, чтобы перечитать еще раз его послания — смешные и трогательные, иногда злые. Это когда она подолгу не отвечала ему, и он нервничал.
Телефон включился. И сразу пропел о полученном сообщении. У нее сердце заколотилось в горле, когда она увидела, от кого оно.
Пашка! Он прислал ей его! Но когда?!
Варя открыла, глянула на время. За несколько минут до пожара. Он прислал ей целое письмо. Нежное и трогательное, в котором просил прощения за то, что они так попали.
«Вареник, мой любимый, — писал Пашка перед смертью. — Так виноват перед тобой! Слов просто нет. Хотел как лучше, а вышло, как всегда, лажа какая-то. Денег заработали, а потратить не можем. Почему пишу? Потому что, как только ты ушла, тут под окнами какой-то движ наметился. Боюсь, что что-то затевается. Если что-то пойдет не так, сообщение получишь. Если все будет норм, я его просто удалю. В общем, дело такое…»
И дальше изложенная не вполне грамотным языком страшная история, о которой Пашка ей даже никогда не намекал. С точными датами, местом, действующими лицами. И в конце приписка: «Если что, распорядись как надо, детка».