– По уставу корабль взрывают, если абордажная команда приближается к машинному залу или центру управления.
– Так положено делать, чтобы враг не захватил шифров, – вставила Драммер. – А эти уже летают на военных кораблях Марса. Что может быть хуже?
Все трое помолчали. Потом Фред негромко и угрюмо бросил:
– Веселые дела. Вы собираетесь приложить руку, капитан?
Холден переглянулся с Драммер. Та держалась с профессиональной невозмутимостью, но в глазах безопасницы ему почудилась тревога. Фред Джонсон добрых два десятилетия управлял станцией, а теперь он улетает. Возможно, не вернется. И Холден тоже.
Все здесь ведут трудный бой…
– Дам пока покомандовать Фостеру, – сказал Холден. – Пусть прочувствует корабль. А у меня еще осталось дело на станции.
Моника перебралась в другое помещение. Она встретила Холдена как незнакомца. Проведенные вместе месяцы, когда они – Холден с командой и Моника – выбирались из-за Кольца, ее безумная работа на «Бегемоте», когда он еще не стал станцией «Медина», похищение и спасение – все это осталось в прошлом. Сидящая на кушетке Моника была вежлива, и не более того.
Ну вот, – сказал Холден, – я улетаю. Не знаю, когда мы встретимся, если вообще встретимся. И кажется мне, между нами что-то неладно.
– Почему?
– Не под запись?
Тишина в комнате стала еще холоднее. Потом Моника вынула их кармана терминал и дважды стукнула пальцем по меню. Аппаратик пискнул. Она оставила его лежать на колене.
– Договорились. Не под запись.
– Потому, что я тебе солгал, и ты это знаешь. И сердита на меня. И потому, что ты пыталась вытянуть из меня то, о чем я говорить не хотел, подбрасывая неожиданные вопросы в разгар интервью, и я на тебя сердит.
Моника вздохнула, но лицо ее смягчилось. Она выглядела старше, чем при первой их встрече. Хоть сейчас на экран, совершенство в любое время дня и ночи – однако вселенная ее утомила.
– Что с тобой, Холден? Ты же был «человеком, которому нечего скрывать». Единственным голосом, которому мог верить каждый, потому что ты пусть и не все знал, но хотя бы говорил все, что считал правдой. А тот, кто зачитывал мне пресс-релиз, был не ты.
– Фред просил не говорить, что целились в него.
– И что они ушли с образцом протомолекулы, – добавила Моника и показала ему терминал. – Запись отключена. Будь любезен, не ври хоть сейчас.
– И что они ушли с протомолекулой, – подтвердил Холден.
Взгляд Моники смягчился. Она раскинула руки, пошуршала ногтями по обивке кушетки.
– Это главное. Самое страшное, что случилось за последнее время. Ты не думаешь, что люди вправе знать, какая опасность им грозит?
– Фред знает. Он сообщил Авасарале и Смиту. Земля и Марс знают. АВП знает. А поднимать панику без причин…
– Для паники сейчас есть причины, – возразила Моника. – А решать за других, что им следует знать, и добиваться, чтобы они вели себя так, как ты считаешь нужным?.. Хорошие люди так не поступают, сам понимаешь. Это высокомерие и привычка решать за других недостойны тебя. Может быть, для кого-то такое поведение нормально. Для воротил в политике. Но тебя оно недостойно.
В груди у Холдена стало горячо. От стыда, от гнева или какого-то более сложного чувства, он не знал. Вспомнились слова матери Тамары: «Обиднее всего то, в чем есть какая-то правда». Ему хотелось ответить жестоко и подло. Уязвить в ответ. Он сцепил пальцы.
– От твоих поступков что-то зависит?
– Что?..
– Твои репортажи. То, что ты рассказываешь людям, имеет силу?
– Конечно!
– Тогда важно и то, как ты применяешь эту силу. Не скажу, что мы были правы, когда замели под ковер дело с протомолекулой. Но скажу, что рассказать о нем всем и каждому – особенно сейчас, среди того ада, который уже творится, – еще хуже. В Медленной Зоне ты была голосом, объединявшим нас всех. Ты внесла в хаос подобие порядка. Это ты дала людям чувство безопасности. Успокоила их, помогла им рассуждать рационально. Вести себя более цивилизованно. Нам снова это нужно. Мне нужно.
– Как ты можешь?.. – начала Моника, и тут ее терминал загудел.
Она раздраженно опустила на него взгляд и, включив двойным касанием, подняла палец – секундочку!
– Что там? – спросил Холден, но Моника уже читала сообщение, и глаза ее медленно округлялись. – Моника! Если это предметный урок насчет того, как гнусно утаивать информацию, я признаю, он исполнен изящно. Но если бы ты пока перестала…
– Корабль атакующих. Тех, кто преследует премьера Марса. Их флагман передал сообщение. – Моника подняла глаза. – Тебе.
Голос Наоми звучал из ручного терминала слабо и тонко. Пробуждение от кошмара оборачивалось еще более жуткой явью:
«Если вы это слышите, прошу передать дальше. Говорит Наоми Нагата с „Росинанта“. Сообщение для Джеймса Холдена. Программа управления магнитной ловушкой искажена. Не запускай реактор…»
Она еще говорила, а Холден уже достал свой терминал. Пальцы заныли, и он заставил себя не стискивать аппаратик. Ввел запрос на связь с Драммер. Сердце колотилось о ребра. Чудилось, что он, шагнув с башни, не ощутил под ногами ступени. Моника чуть слышно бранилась. Ругательства звучали как молитва.