— Думаю, ей тошно. Сердце разрывается. Но она ни за что не покажет. Именно этого она всегда больше всего боялась, а теперь вот случилось, а она даже отвести взгляд не может, потому что именно ей все… исправлять. Только этого уже не исправишь, да?
— Да, наверное, не исправишь.
— Нас везут на Луну.
— Я так и думал, — сказал Алекс.
Бобби угадала что–то по его голосу.
— Тебе не хочется?
— Честно? Я хочу домой. Обратно на «Роси», к своей команде, а уже с ней мне почти все равно куда. Неплохо бы, конечно, куда–нибудь, где в нас не будут стрелять.
— Хорошее место, — согласилось Бобби, — только не знаю, где такое есть.
— Планет хватает. Мое знакомство с колониями вышло, гм, не слишком удачным, но я оценил достоинства новых возможностей. Начать с чистого листа…
— Никто не начинает с чистого листа, — перебила Бобби. — Каждый тащит в новую жизнь всю старую. Начать сначала означало бы отказаться от всего прошлого. Не знаю, как это делается.
— Ну, помечтать–то можно?
— Я и сама люблю помечтать.
Двое мужчин поднялись из–за своего столика, отнесли подносы к утилизатору. Оставшиеся мужчина и женщина взглянули на Алекса с Бобби и тут же спрятали глаза. Алекс надкусил свой сэндвич. Жирный сыр и поддельное масло — вкус молодости. Или напоминание о том, как давно она ушла.
— Что слышно о гадах, которые нас обстреляли?
— Они продолжают бой с кораблями сопровождения. Отступают, но не бегут. Конвой не стал бы за ними гнаться — их дело не подпускать врага к нам.
— А, это правильно.
— Ты тоже заметил неувязку?
— Есть такое, — признал Алекс. — Какая–то паршивая засада, если она никого не застала врасплох.
— Это из–за нас, — напомнила Бобби. — Из–за нас с тобой. Мы оказались в нужном месте в нужное время. Вынудили их раньше времени вступить в игру. Если бы не мы, потеряли бы не только генерального секретаря. Честно говоря, думаю, потому нас так хорошо и приняли. Смит понимает, что без нас вышло бы намного хуже.
— Возможно, ты права. Просто я…
— Ждешь, когда же упадет второй ботинок?
— Угу.
— Я тоже. Мы нервничаем. Да и как же иначе? Кто–то в одночасье пустил под откос большую часть человеческой цивилизации.
Ее слова ударили по больному. Алекс отложил сэндвич.
— Так и есть, да? Я уже не понимаю, кто мы такие. И не понимаю, что происходит.
— Я тоже. И у всех так. Но люди разберутся. И найдут тех, кто это сделал. Мы не позволим им победить.
— Какую бы игру они ни вели.
— Какую бы ни вели, — согласилась Бобби.
В этот час умирали миллиарды. И не было способа их спасти. Земля получила тяжелую рану и, даже если выживет, никогда не станет прежней. Марс оказался планетой–призраком, его сердце — проект терраформирования — развалилось. Чужакам, приславшим протомолекулу, не было нужды уничтожать человечество. Они предоставили людям способ покончить с собой как с видом, и человечество немедленно ухватилось за такую возможность. Алекс ощутил набежавшие на глаза гневные слезы. Бобби притворилась, что не замечает.
— Да, — сказал он. — И все же мне станет намного легче, когда подтянутся корабли поддержки.
— Аминь, — заключила Бобби. — И еще мне бы хотелось, чтобы их было больше шести. Хотя их и так семь. Или шесть с половиной.
— Шесть с половиной?
— Эскадра поддержки подцепила где–то коммерческую лоханку. Называется «Четземока».
Глава 28
Холден
— Прикрытие для кражи! — возмущался Холден. — Ну что за чертовщина?
Фред Джонсон прохаживался по коридору. Его мягкий изгиб и открывающийся вид на строительную сферу словно утверждали победу станции Тихо. Встречные кивали Фреду и Холдену. Некоторые в знак солидарности повязали на рукава зеленые ленты, очень многие перечеркнули рассеченный круг АВП дополнительной чертой под прямым углом к первой. Были и значки со стилизованным глобусом и подписью: «АВП и Земля — один народ». Материальный ущерб, нанесенный станции, ограничивался в основном нижними уровнями — машинным залом и двигателем, — но Холдена преследовало чувство, что тяжело пострадала сама история Тихо. Не так давно Тихо и Церера были драгоценностями в короне внешних планет. Одним из аргументов в пользу независимости Пояса Астероидов.
Теперь, после атаки астеров, все изменилось. Солидарность с Землей объяснялась не столько сочувствием недавнему врагу, сколько разворотом прочь от АВП. Станция Тихо за станцию Тихо — и к черту всех, кто против.
А может, Холден переносил на других собственные чувства — он и сам ощущал что–то в этом роде.
— Она журналистка, — напомнил Фред. — Такие штучки — их работа.
— Да мы ей жизнь спасли! Если б не мы, вывезли бы ее со станции бог весть куда… Может, и пытали бы.
— Верно, — сказал Фред, подходя к лифту, который заранее открыл перед ними двери. Ранг Фреда все еще имел свои привилегии, и лифт отдавал ему приоритет перед другими. — Но и мы ей лгали, и она об этом знала.