Игры Немезиды (ЛП)

— Да понял, — сказал Амос. — Я тут подумал, что если взять новичка. Ну знаете, типа свежая кровь в команде. Дополнительные навыки не помешают.

— Хорошая идея, — сказал Холден. — У тебя есть кто-то на примете?

Глава 51: Наоми

— Нет, черт возьми, — сказал Джим, когда они остались в апартаментах вдвоём. — Нет от слова «совсем». О нет, мать её, нет. Наверное, есть миллиард разных способов сказать «нет», и мне всё равно придётся уйти на второй круг, чтобы выразить всю глубину этого конкретного «нет». Кларисса Мао?! На «Роси»? Почему все хором не кричат: «Давайте этого не делать»?

— И всё же, — сказала она, медленно дрейфуя вниз к кровати, — ты обещал Амосу, что подумаешь.

Джим пытался было расхаживать по комнате взад и вперёд, но слабая лунная гравитация затрудняла процесс. Он сдался и сел в ногах кровати.

— Мы только что вновь собрались вместе. С нами была Бобби. Я не хотел портить момент.

— А. Момент.

Она закрыла глаза. Болело всё. Болела кожа. В опухшие глаза словно насыпали песка. Болели суставы рук и ног. Болели колени. Кончики пальцев были такими чувствительными, будто с них содрали кожу. Головная боль вызывала у неё чувство неимоверной хрупкости, а от слишком быстрых движений в голове начинало стучать. И всё же теперь ей было лучше, чем раньше. И будет ещё лучше. Медленно, за несколько дней, а может, недель она вновь станет собой. Или какой-то из версий себя. Но даже если часть ущерба была непоправимой, ей станет лучше, чем сейчас. Ещё нет, но скоро.

Алекс, Амос и Бобби ушли за пивом и едой. Их едой. Пиццей, или фалафелем, или сашими. Едой Земли. На Луне не водилось хороших красных кибблов, а если и так, то их точно не подавали там, куда пойдут они. Какая-то её часть желала, чтобы Джим ушёл с ними, а не остался с ней. Другая часть испытывала эйфорию на грани со слезами оттого, что она была здесь, что сбежала, что всё было кончено. Ей представлялось, что её душа стала горсткой игральных костей, которые катились и катились, и всё, что на них выпадало, определяло вид всей её оставшейся жизни.

— Я имею в виду… Кларисса Мао? — сказал Джим. — Как можно думать, что это хорошая идея?

— Амос не боится монстров, — сказала она. Слова были горькими на вкус, хотя не совсем. Или нет, не горькими. Сложными.

— Она в ответе за убийство множества людей, — сказал Джим. — Она взорвала «Сунг-Ан». Перебила четверть экипажа. А то тело, что нашли потом? То, что она таскала в ящике для инструментов? Ты это помнишь?

— Помню.

— Тот парень был её другом. Она не просто убивала безликих врагов. Она убивала знакомых людей, глядя им в глаза. Людей, которые ей нравились. Как можно после этого решить: «Окей, давайте полетаем с ней вместе»?

Она знала, что должна его остановить. Он говорил не о ней или «Августине Гамарре», не об одном из других кораблей, уничтоженных с тех пор, как она написала свой код. Он говорил не о Цине и не о том, как он пытался помешать ей завершить начатое самоубийство. Если бы у него вышло, были бы и другие. Как она могла оставить сына? Как могла позволить Филипу думать, что она себя убила? Как она могла скрывать нечто столь важное от людей, которые, по ее словам, были ей важны? Таких грехов, какие она носила в себе, не было даже у Клариссы Мао.

Она знала, что должна остановить его, но не остановила. Его голос будто срывал корочки с её шрамов. Слышать его было больно, он оставлял ее обнаженной, незащищенной, чувствительной к прикосновению, но боль была приятной. Хуже того, она была правильной.

— Я не говорю, что её нужно убить. Что это за история о том, что если её опять решат посадить в тюрьму, то Амос её застрелит? Я понимаю, что он шутит, но…

— Не шутит.

— Хорошо, я притворюсь, что он пошутил, но я не ратую за то, чтобы её убили. Я не хочу её смерти. Я даже не хочу, чтобы её заперли в дерьмовой негуманной тюрьме. Но мы говорим не об этом. Летать с кем-то на корабле буквально означает постоянно доверять ему свою жизнь. Окей, я был на «Кентербери», там тоже была парочка совершенно ненадёжных личностей. Но даже Байерс убила одного только мужа. А Кларисса Мао пыталась уничтожить, в частности, меня. Меня. Я просто… Я не… Как может кто-то считать это хорошей идеей? Тот, кто делал такие вещи, как она, не изменится.

Она сделала глубокий вдох, втянув воздух в контуженные легкие. В них до сих пор что-то немного булькало, но она наглоталась рефлекторных ингибиторов достаточно, чтобы кашель больше не доводил ее до головокружения. Она не хотела открывать глаза, не хотела разговаривать. Она открыла глаза, села, опершись спиной на спинку кровати и обхватив руками колени. Холден сидел тихо, чувствуя тяжесть предстоящего разговора. Наоми растрепала волосы, спрятав за ними глаза, словно за вуалью, но потом почти со злостью откинула их назад, так что ее глаза стали видны.

— Итак, — сказала она. — Нам нужно поговорить.

— Как капитану со старпомом? — спросил он осторожно.

Она покачала головой.

— Как Наоми с Джимом.