Игры Обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XIII вв. Том 2

Во всяком случае, имея этот четкий пример, усомнишься в справедливости доводов П. В. Клейна, историка крупной фирмы семейства] Трипп 149. Клейн ни на мгновение не отрицает того, что с XVII в. вся крупная торговля Амстердама строилась на основе более или менее полных монополий, во всяком случае монополий беспрестанно возрождавшихся, монополий, к которым постоянно стремились,— напротив, [он говорит об этом]. Но в его глазах оправдание монополии заключено в том, что она будто бы была условием экономического прогресса и даже роста. Ибо она, как объясняет ее Клейн, представляла страховку от многочисленных случаев риска, подстерегавших торговлю, она означала безопасность, а без безопасности не было бы повторных капиталовложений, не было бы постоянного расширения рынка, не было бы поиска новых технологий. Если мораль, возможно, и осуждала монополию, то экономика, да почему бы не сказать и общее благо, в конечном счете получали от нее пользу.

Для того чтобы принять этот тезис, следовало бы с самого начала быть убежденным в исключительных добродетелях предпринимателя. Ничего нет удивительного в том, что Клейн ссылается на И. Шумпетера. Но разве же экономический прогресс, дух предприимчивости и технического обновления всегда приходили

==422

сверху? Разве один только крупный капитал способен был их вызвать? А ежели возвратиться к конкретному случаю с Хоупом, пытавшимся создать монополию на кошенили, то в чем же эта фирма искала безопасности? Разве не брала она на себя скорее

Набережная канала и кран для разгрузки судов в Гарлеме. Картина Геррита Беркхейде (1638—1698). Музей Дуэ. фото Жиродона.

спекулятивный риск? И, чтобы закончить, какие инновации она вносила? В чем Хоупы послужили всеобщим экономическим интересам? Уже более столетия, как кошениль без [всякого] вмешательства голландцев сделалась царицей красителей, «королевским» товаром для севильских негоциантов. Запасы, за которыми Хоупы охотились по всей Европе, распределялись в ней в соответствии с промышленными потребностями, и именно эти потребности вели игру или должны были бы ее вести. Какая была бы выгода для европейской промышленности, если бы эти запасы кошенили, будучи собраны в одних руках, резко повысились в цене, что, [собственно], и было откровенно признаваемой целью всей операции?

==423

* Имеется в виду высказывание одного изминистров обороны США, пришедшего на этот пост из фирмы «Дженерал моторе»: «Что хорошо для «Дженерал моторе», хорошо для Соединенных Штатов» — Прим. перев.

* Биллон — сплав меди и серебра со значительным преобладанием меди — Прим. перев.

150 Klaveren J., van. Europäische Wirtschaftsgeschichte Spaniens, S. 3; «во-первых, для хозяйства как такового не имеет никакого значения, изготовлены ли деньги из золота, серебра или бумаги».

151 Marion M. Dictionnaire des institutions,p. 384, 2° col.; Dermigny L. La France à la fin de l'Ancien Régime, une carte monétaire.— "Annales E.S.C.",1955, p. 489.

На самом деле Клейн не видит того, что монополией была сама по себе вся совокупность [обстоятельств], связанная с положением Амстердама, и что монополия — это поиски не безопасности, а господства. Вся его теория была бы действительна лишь при условии, что то, что хорошо для Амстердама, хорошо и для остального мира, если перефразировать слишком хорошо известную формулу *.

КОВАРСТВО МОНЕТЫ

Существовали другие виды торгового превосходства, другие монополии, которые оставались невидимыми даже для тех, кто ими пользовался, настолько эти монополии были естественны. Экономическая деятельность на высшем уровне, концентрировавшаяся вокруг обладателей крупных капиталов, и в самом деле создавала рутинные структуры, которые этим лицам благоприятствовали, что те не всегда и осознавали. В частности, в том, что касалось монеты, они находились в удобном положении обладателя сильной валюты, который ныне живет в стране с обесцененными деньгами. Ибо практически богачи были единственными, кто широко оперировал золотой и серебряной монетой и сохранял ее в своих руках, тогда как простой народ никогда не держал в руках [иной монеты], кроме биллонной или медной **. Но ведь эти разные виды монеты воздействовали друг на друга, как воздействовали бы, будучи помещены рядом в рамках одной и той же экономики, деньги сильные и слабые, между которыми желали бы искусственно поддерживать устойчивый паритет — операция, по правде говоря, невозможная. Колебания были постоянными.