дворянство было расточительным, кичливым и экономически хилым, все, что это дворянство покидало или позволяло взять, захватывалось соседствующим классом. В качестве примера беглого, но убедительного взгляните на ростовщическую деятельность, вернее, на ростовщическую политику французского семейства Сегье. Уже в XVI в. состояния буржуазии и дворянства мантии, этой второй буржуазии, возрастали не только за счет покупки должностей, земель, недвижимости, пенсий, получаемых от короля, или постоянно накапливаемых приданых, или разумного ведения хозяйства отцами семейств. Это достигалось и за счет ряда услуг (ростовщических и прочих, но главным образом ростовщических) сильным мира сего. Президент [Парижского парламента] Пьер Сегье (1504—1580) принимал депозиты, давал ссуды, принимал и возвращал залоги, получал проценты. Он заключал прибыльные сделки с Марией д'Альбре, герцогиней Неверской: при оплате счетов она однажды продала Сегье «сеньерию Сорель, возле Дрё, за 9 тыс. экю, из которых получила только 3600, остальные же пошли на оплату долга» 417. И это было лишь одно дело среди многих. Точно так же президент выступал в роли ростовщика в отношении членов дома Монморанси, которые, пожалуй, удачно от него отобьются, и разных представителей семейства Силли. В результате этих сделок упоминаются как принадлежащие Пьеру Сегье «рощи строевого леса» близ Мелёна, ферма в Эскюри около Оно и так далее 418. Здесь были налицо паразитизм, эксплуатация, пожирание слабых. Высший класс, долго созревавший плод земельных богатств и традиционной власти, оказался излюбленной пищей, поглощаемой с некоторым риском, но и с немалыми выгодами. Прогресс этот был таким же в Японии, где осакский купец извлекал прибыль из несчастий и расточительства
В Китае бюрократическое общество перекрывало китайское общество единым практически неразрывным высшим слоем, который в случае необходимости восстанавливался как бы сам собой. Никакая группа, никакой класс не могли приблизиться к громадному престижу получавших специальное образование мандаринов. Эти представители порядка и общественной морали не все были совершенством. Многие мандарины, в особенности в портах, вкладывали деньги в дела купцов, которые охотно
==605
19 Ping-Ti Ho.
"' Todorov N. Sur
покупали их благосклонность. Так, записки европейского путешественника в Кантоне показывают нам местных мандаринов погруженными как бы в естественную коррупцию, обогащающимися без зазрения совести. Но какой смысл в накоплении богатства, если оно принадлежит лишь одному человеку? В прижизненном накоплении, в общем вытекавшем из должности, которая была плодом высшего образования и конкурса, открытого для пополнения рядов мандаринов скорее демократическим путем? 419 Престиж мандаринов нередко толкал зажиточные купеческие семьи на то, чтобы продвигать своих сыновей на эти блестящие и возбуждавшие зависть посты — то был их способ предавать. Но сын мандарина не часто становился мандарином же. Семейное восхождение рисковало прерваться в единый миг. Ни богатство, ни могущество мандаринов не закреплялось без помех в потомстве господствующих семейств.