Читаем Игры обмена полностью

Обладатели «денежных состояний» — это тот узкий смысл, какой приняло слово «капиталист» во второй половине XVIII в., когда оно обозначало держателей «государственных бумаг», движимостей или наличных денег для инвестиций. В 1768 г. компания судовладельцев, широко финансировавшихся из Парижа, учредила свою резиденцию в столице на улице Кокэрон (Coq Héron), ибо, как было разъяснено заинтересованным лицам в Онфлёре, «капиталисты, кои проживают [в Париже], весьма довольны тем, что их вклады пребывают в пределах досягаемости и они могут постоянно следить за их состоянием»31. Неаполитанский агент в Гааге 7 февраля 1769 г. писал (по-французски) своему правительству: «Капиталисты сей страны едва ли станут подвергать свои деньги превратностям последствий войны»32 — речь идет о начавшейся войне между Россией и Турцией. Малуэ, будущий член Учредительного собрания, возвращаясь мысленно в 1775 г. к основанию голландцами колонии Суринам в Гвиане, различал предпринимателей и капиталистов. Первые спланировали на месте плантации и осушительные каналы; «затем они обратились к европейским капиталистам, дабы получить средства и вложить их в свое предприятие»33. Слово «капиталисты» все больше и больше становилось обозначением оперирующих деньгами и предоставляющих средства. Написанный во Франции в 1776 г. памфлет называется «Слово к капиталистам об английском долге»34 — разве английские фонды не были априори делом капиталистов? В июле 1783 г. во Франции стоял вопрос о предоставлении купцам полной свободы действий в качестве оптовиков. По докладу Сартина, бывшего тогда лейтенантом полиции, на Париж эта мера не распространялась. Как говорили, в противном случае это означало бы предоставить столицу «алчности большого числа капиталистов, [что] повело бы к [незаконному] обогащению и сделало бы невозможным наблюдение полицейской службы за снабжением Парижа»35. Вполне очевидно, что слово это, уже пользовавшееся дурной славой, обозначало людей, имевших деньги и готовых их употребить, дабы иметь их еще больше. Именно в таком смысле одна брошюрка, увидевшая свет в Милане в 1799 г., различала земельных собственников и «обладателей движимых богатств, или капиталистов» (“possessori di ricchezze mobili, ossia i capitalisti”)36. В 1789 г. в сенешальстве Драгиньянском некоторые наказы жаловались на капиталистов, которых они определяли как «тех, кто имеет состояние в своем бумажнике» и кто, следовательно, избегает уплаты налога37. В результате «Крупные собственники этой провинции продают свои наследственные владения, дабы обратить их в капиталы и защитить себя от непомерных налогов, коим подлежат [земельные] владения, и помещают свои средства из 5 % без каких бы то ни было удержаний»38. В Лотарингии в 1790 г. ситуация как будто была обратной. «Самыми крупными землями [там] владеют, — пишет очевидец, — жители Парижа: некоторые имения были в недавнее время скуплены капиталистами. Последние обратили свои спекуляции на эту провинцию, ибо именно здесь земли более дешевы, учитывая приносимые ими доходы»39.

Как видите, тон никогда не бывал дружественным. Марат, который начиная с 1774 г. избрал резкий тон, дошел до того, что утверждал: «У торговых наций капиталисты и рантье почти все заодно с откупщиками, финансистами и биржевыми игроками»40. С наступлением Революции выражения делаются резче. 25 ноября 1790 г. граф де Кюстин гремел с трибуны Национального собрания: «Неужели же Собрание, которое уничтожило все виды аристократии, дрогнет перед аристократией капиталистов, этих космополитов, которые не ведают иного отечества, кроме того, где они могут накапливать богатства?»41 Камбон, выступая с трибуны Конвента 24 августа 1793 г., был еще более категоричен: «В настоящий момент идет борьба не на жизнь, а на смерть между всеми торговцами деньгами и упрочением Республики. И значит, надлежит истребить эти сообщества, разрушающие государственный кредит, ежели мы желаем установить режим свободы»42. Если слово «капиталист» здесь и не присутствует, так это, несомненно, потому, что Камбон хотел использовать еще более презрительный термин. Всем известно, что финансисты, пустившиеся в первые «революционные» игры с тем, чтобы затем оказаться захваченными врасплох Революцией, в конечном счете вышли из воды сухими. Отсюда и злость Ривароля, который в своем изгнании не моргнув глазом писал: «Шестьдесят тысяч капиталистов и целый муравейник биржевиков приняли решение о Революции»43. Конечно же, это поспешный и бесцеремонный способ объяснять 1789 год. Мы видим, что слово «капиталист» еще не означало предпринимателя, вкладчика капитала. Это слово, как и слово «капитал», оставалось привязанным к понятию денег, богатства самого по себе.

«КАПИТАЛИЗМ» — ОЧЕНЬ НЕДАВНЕЕ СЛОВО

Перейти на страницу:

Все книги серии Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв

Похожие книги

Лжеправители
Лжеправители

Власть притягивает людей как магнит, манит их невероятными возможностями и, как это ни печально, зачастую заставляет забывать об ответственности, которая из власти же и проистекает. Вероятно, именно поэтому, когда представляется даже малейшая возможность заполучить власть, многие идут на это, используя любые средства и даже проливая кровь – чаще чужую, но иногда и свою собственную. Так появляются лжеправители и самозванцы, претендующие на власть без каких бы то ни было оснований. При этом некоторые из них – например, Хоремхеб или Исэ Синкуро, – придя к власти далеко не праведным путем, становятся не самыми худшими из правителей, и память о них еще долго хранят благодарные подданные.Но большинство самозванцев, претендуя на власть, заботятся только о собственной выгоде, мечтая о богатстве и почестях или, на худой конец, рассчитывая хотя бы привлечь к себе внимание, как делали многочисленные лже-Людовики XVII или лже-Романовы. В любом случае, самозванство – это любопытный психологический феномен, поэтому даже в XXI веке оно вызывает пристальный интерес.

Анна Владимировна Корниенко

История / Политика / Образование и наука