Игры обмена

_{Рынок Истчип в Лондоне в 1598 г.; описан Стоу (Survey of London) как мясной рынок. Мясники жили в домах по обе стороны улицы, равно как и торговцы жареным мясом, которые продавали уже приготовленные блюда. Фототека издательства А. Колэн.}

растет город (в 1600 г. — самое большее 250 тыс. жителей, в 1700 г. — 500 тыс. или даже больше). Население Англии в целом тоже не переставая росло, но не столь быстро. Так можно ли сказать лучше, чем сказала одна исследовательница — что Лондон съедает Англию («is going to eat up England»)?⁹³ Разве не говаривал сам Яков I: «Со временем Англия — это будет только Лондон» («With time England will only be London»)!⁹⁴ Вполне очевидно, что формулировки эти одновременно и точны, и неточны. В них есть недооценка и есть переоценка. То, что Лондон поглощал, — это не только внутренние ресурсы Англии, но также, если можно так выразиться, и внешние: 2/3 по меньшей мере или 3/4, а то и 4/5 ее внешней торговли⁹⁵. Но даже подкрепленный утроенным аппетитом двора, армии и флота, Лондон не поглощал всего, не все подчинял неотразимым чарам своих капиталов и своих высоких цен. И под его влиянием даже росло национальное производство, как в английских деревнях, так и в небольших городках, бывших центрами «скорее распределения, нежели потребления»⁹⁶. Наблюдалась определенная взаимность оказывавшихся услуг.

То, что создавалось благодаря подъему Лондона, — это на самом деле современный характер английской жизни. В глазах путешественников делалось очевидным обогащение расположенных поблизости от него деревень — со служанками постоялых дворов, «коих можно принять за дам, столь чисто они одеты», с их хорошо одетыми крестьянами, едящими белый хлеб и не носящими деревянных башмаков, сабо, как французские крестьяне, и даже ездящими на лошади⁹⁷. Но по всей своей протяженности Англия, a вдали — и Шотландия и Уэльс, были затронуты и трансформированы щупальцами города-спрута⁹⁸. Весь регион, с которым соприкасался Лондон, обнаруживал стремление специализироваться, трансформироваться, коммерциализироваться. Правда, пока еще в ограниченном числе секторов, ибо между модернизировавшимися районами зачастую сохранялся старый деревенский порядок с его формами и традиционными культурами. Скажем, в Кенте к югу от Темзы, совсем близко от Лондона, виден расцвет фруктовых садов и плантаций хмеля, которые снабжали столицу. Но сам Кент оставался самим собой со своими крестьянами, хлебными полями, со своим скотоводством, со своими густыми лесами (прибежищем разбойников с большой дороги) и обилием дичи (что служит безошибочным признаком): фазанами, куропатками, тетеревами, перепелами, утками-мандаринками и дикими утками… и с той разновидностью английской садовой овсянки — каменкой, — «в которой [мяса] на один укус, но ничего нет более вкусного»⁹⁹.

Другое следствие складывания лондонского рынка — разрыв (неизбежный, если учесть масштабы задачи) традиционного рынка (open market), того «прозрачного» открытого рынка, что ставил лицом к лицу изготовителя-продавца и городского покупателя-потребителя. Расстояние между одним и другим становится слишком велико, чтобы его преодолеть целиком «маленькому человеку». Купец, третий участник, давно уже, самое малое с XIII в., появился в Англии между деревней и городом, особенно — в хлебной торговле. Мало-помалу протягивались посреднические цепочки между производителем и крупным купцом, с одной стороны, и между купцом и розничными торговцами — с другой. Именно по этим цепочкам будет идти большая часть торговли сливочным маслом, сыром, птицей, фруктами, овощами, молоком… В этой игре утрачивались, разлетались на куски предписания, привычки и традиции. Кто бы сказал, что чреву Лондона или чреву Парижа предстоит стать революционерами! Им достаточно было вырасти.

ЛУЧШЕ ВСЕГО БЫЛО БЫ ПОДСЧИТАТЬ

Эта эволюция предстала бы пред нашими глазами намного более ясно, если бы мы располагали цифрами, балансовыми данными, «сериями» документов. И ведь было бы возможно собрать большое их количество, как показывает это карта, которую мы позаимствовали из превосходной работы Алана Эверитта (1967 г.), рассматривающей английские и уэльские рынки с 1500 по 1640 г.¹⁰⁰, или составленная нами карта рынков Канского фискального округа (женералите) в 1722 г., или же перечень рынков Баварии в XVIII в., который дает Эккарт Шреммер¹⁰¹. Но и эти исследования, и другие лишь открывают направление поиска.

Оставляя в стороне пять или шесть деревень, которые в виде исключения сохранили свой рынок, в Англии XVI и XVII вв. насчитывалось 760 городов или местечек, имевших по одному или по нескольку рынков, а в Уэльсе — 50 таких пунктов, в