Игры обмена

Около 1820 г. экономист Генрих Шторх разъяснял это при санкт-петербургском дворе своим ученикам (великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам). «Представим себе, — говорил наставник, — нацию, которая была бы исключительно богата, которая бы в итоге стабилизировала [курсив мой. — Ф. Б.] огромный капитал, дабы улучшать землю, строить жилища, возводить мастерские и фабрики и изготовлять орудия. Предположим затем, что вторгшиеся варвары захватили бы непосредственно после жатвы весь оборотный капитал, все ее средства к существованию, материалы и весь ее продукт труда, притом, правда, что сии варвары, забрав свою добычу, не разрушили бы ни дома, ни мастерские; тогда любой промышленный (т. е. человеческий) труд сразу же прекратится. Ибо, чтобы возвратить земле ее плодородие, требуются лошади и быки для вспашки, зерно для посева, а главное — хлеб, чтобы работники могли прожить до следующего урожая. Для того чтобы работали заводы, надобно зерно на мельнице, надобны металл и уголь для кузницы; нужно сырье для ремесел, и повсюду требуется пропитание для работника. Никто не станет работать только потому, что есть поля, заводы, мастерские и рабочие, все это приводит в движение небольшая часть капитала, каковая уцелеет от варваров. Счастлив тот народ, который после подобной катастрофы может извлечь из-под земли свои сокровища, куда сокроет их страх. Драгоценные металлы и драгоценные камни не больше,

_{Немецкое судно с прямым парусом и навесным рулем. Гравюра из «Странствий» («Peregrinationes») Бренденбаха. Майнц, 1486 г. С того времени корабль был капиталом, который распродавался «акциями» и бывал разделен между несколькими собственниками.}

_{Фото Жиродона.}

чем основные капиталы, могут заменить подлинное обращающееся богатство [богатство здесь имеет обычное для него значение капитала]; но употребление, которое из них сделают, будет их вывоз целиком, дабы вновь приобрести за рубежом оборотный капитал, в коем нуждаются. Желать воспрепятствовать такому вывозу означало бы обречь жителей на бездействие и голод, каковой был бы следствием оного»⁶¹.

Этот текст интересен сам по себе, своей лексикой и тем архаичным характером российской экономики, который он предполагает (лошади, быки, ремесло, голодовки, зарывание сокровищ). «Варвары» ведут себя как благонравные школьники, оставляя на месте основной капитал и забирая с собой капитал оборотный, дабы доказать невосполнимую роль последнего. Но если бы они, передумав или изменив программу, сделали бы выбор в пользу уничтожения основного капитала вместо того, чтобы забирать оборотный, экономическая жизнь для завоеванной, ограбленной, а затем освобожденной нации начиналась бы сызнова ничуть не лучше.

Процесс производства — это своего рода двухтактный мотор: оборотные капиталы сразу же уничтожаются, чтобы быть воспроизведенными и даже умноженными. Что же до капитала основного, то он изнашивается — более быстро или менее быстро, но изнашивается: дороги портятся, мост обрушивается, корабль или галера в один прекрасный день становятся лишь дровами для какого-нибудь венецианского женского монастыря⁶², деревянные зубчатые передачи машин приходят в негодность, плужный лемех ломается. Материал этот должен быть возобновлен; ухудшение качества основного капитала — это никогда не прекращающееся вредоносное заболевание экономики.

РАССМОТРИМ КАПИТАЛ В СЕТИ РАСЧЕТОВ

Ныне капитал лучше всего оценивается в рамках национальных балансов. Там все измерено: колебания национального продукта (валового и чистого), доход на душу населения, размер сбережений, норма воспроизводства капитала, демографические изменения и т. п.; конечная цель — измерить экономический рост в целом. У историка, вполне очевидно, нет возможности приложить к древней экономике эту систему расчета. Но если даже и отсутствуют цифры, один только факт рассмотрения прошлого сквозь призму этой современной проблематики уже обязательно меняет способы видения и объяснения.