Игры обмена

Франция испытала подобные же колебания. В 1681 г. (20 декабря) и в 1682 г. (20 января) Кольбер провозгласил свободу торговли с Индией. За компанией сохранялись лишь перевозка и хранение товаров на складах²⁴⁹. К тому же компания сама по себе в 1712 г. уступила за деньги свою привилегию одной компании из Сен-Мало²⁵⁰. Существовала ли еще после этого Ост-Индская компания? «Наша компания Французской Ост-Индии [sic!], расстройство которой позорит королевское знамя и нацию», — писал 20 мая 1713 г. из Лондона Аниссон²⁵¹. Но у умирающих институтов бывает трудная жизнь. Компания вполне преодолела бурные годы системы Лоу, в 1722–1723 гг. она была восстановлена с весьма солидными средствами, но без достаточной дотации звонкой монетой. Борьба за сохранение монополии и за прибыли продолжалась примерно до 60-х годов XVIII в. В 1769 г. широкая кампания, руководимая экономистами, положила монополии конец и открыла воспользовавшейся этим французской торговле свободный путь в Индию и в Китай²⁵². В 1785 г. Калонн, или, вернее, объединившаяся вокруг него группа, вытащили Ост-Индскую компанию из беды. Она фактически оказалась в тени английской компании и после нескольких скандальных спекуляций будет упразднена Революцией в 1790 г.²⁵³

СНОВА ТРЕХЧАСТНОЕ ДЕЛЕНИЕ

Таким образом, капитализм надлежит соотносить, с одной стороны, с разными секторами экономики, а с другой — с торговой иерархией, в которой он располагался на вершине. Вот это-то и возвращает нас к той структуре, которую настоящий труд предлагал с первых своих страниц²⁵⁴: у основания «материальная жизнь»— многообразная, самодостаточная, рутинная; над нею лучше выраженная экономическая жизнь, которая в наших объяснениях имела тенденцию сливаться с конкурентной рыночной экономикой; наконец, на последнем этаже — капиталистическая деятельность. Все было бы ясно, если бы это операциональное деление было бы обозначено на эмпирическом материале линиями, различимыми с первого взгляда. Конечно же, реальность не столь проста.

В частности, не просто провести ту линию, что сделала бы видимым решающее, в наших глазах, противопоставление капитализма и экономики. Экономика в том смысле, в каком нам хотелось бы употреблять это слово, — это мир прозрачности и регулярности, где всякий может заранее знать, основываясь на общем опыте, как будут развертываться процессы обмена. Так всегда обстояло дело на городском рынке с его покупками и продажами, необходимыми для каждодневной жизни, с обменом денег на товары или товаров на деньги, со сделками, которые заканчиваются сразу же, в самый момент их заключения. Так обстояло дело и в лавках перекупщиков. И так же обстояло дело при всех регулярных торговых перевозках (даже если они осуществлялись в обширном районе), перевозках общеизвестных по своим истокам, условиям, путям, завершению: торговле сицилийским зерном, или винами и изюмом левантинских островов, или солью (если в нее не вмешивалось государство), или апулийским растительным маслом, или же рожью, лесом, смолой стран Балтийского моря и т. п., а в целом — на бесчисленных маршрутах, обычно древних, направление, календарь и отклонения которых были заранее известны каждому; и как следствие эти маршруты были постоянно открыты для конкуренции. Правда, все усложнялось, ежели этот товар по той или иной причине приобретал интерес в глазах спекулянта; тогда он будет скапливаться на складе, затем перераспределяться — обычно его будут отправлять на дальние расстояния и в больших количествах. Например, зерновые Прибалтики зависели от регулярной торговли [в рамках] рыночной экономики: кривая курса закупочных цен в Гданьске неизменно следовала за продажной ценой в Амстердаме²⁵⁵. Но, будучи единожды накоплено на складах города, зерно переходило на иной уровень; впредь оно становилось предметом привилегированных игр, где одни только крупные купцы имели право голоса, купцы, которые будут отправлять это зерно в самые разные места, туда, где голод поднимет цену на него без всякой связи с закупочной ценой, а также туда, где оно может быть обменено на товары, пользующиеся особым спросом. Верно, что и на национальном уровне имелись возможности для небольших спекуляций, для микрокапитализма, особенно при таком товаре, как зерно; но они тонули в экономике, взятой в целом. Крупные капиталистические игры происходили в [сфере] необычного, нерядового или на дальних расстояниях, составлявших месяцы, а то и годы пути.