Игры обмена

Так, у нас есть венецианские Балансы (Bilanci) с XIII в. по 1797 г.²³⁸; счета бургундских Валуа с 1416 по 1477 г.²³⁹ Мы могли бы восстановить цифры, относящиеся к Кастилии, в общем самой активной [части] Испании, в XVI–XVII вв.²⁴⁰: документы находятся в Симанкасе. Есть у нас довольно полные цифры по Англии, но их еще предстоит подвергнуть строгому критическому анализу. Для Франции имеется почти один только порядок величин²⁴¹. В отношении Оттоманской империи сейчас проводятся исследования²⁴². Мы имеем даже цифры для Китая, хотя и довольно сомнительные²⁴³. В зависимости от случайной памятной записки или путевых заметок мы располагаем кое-какими цифрами доходов Великого Могола²⁴⁴ или [русского] царя²⁴⁵.

Однако же у руководящих лиц было лишь туманное представление о том, что происходило в их собственном доме. Понятие о бюджете-плане, можно сказать, не существовало. Общая роспись финансов, составленная французским правительством 1 мая 1523 г. и представлявшая с известным запозданием предполагаемые доходы и расходы на 1523 г., составляет редкость²⁴⁶. Точно так же, как в XVII в. повеление Католического короля неаполитанской Счетной палате (Sommaria)²⁴⁷ выслать бюджет-план одновременно с [отчетом] об исполнении сводного бюджета в конце года. Эта рациональность мадридских канцелярий объяснялась желанием до конца использовать все ресурсы Неаполитанского королевства. Эти канцелярии даже грозили советникам Sommaria в случае невыполнения полученных приказов полной приостановкой выплаты им жалованья или сокращением его наполовину. Но ведь трудности, с какими сталкивались эти советники, были значительными. Они объясняли, что фискальный год не совпадает с бюджетным годом в Неаполе: [сбор] соляного налога в Абруццо начинается с 1 января, но в портовых складах Калабрии — с 15 ноября; налог на шелка взимается начиная с 1 июня и так далее. Наконец, налог претерпевал локальные вариации от одного пункта королевства к другому. Работа, которой требует Мадрид, могла выполняться лишь с неизбежными опозданиями, и пусть кто угодно мечет громы и молнии! Фактически сводный баланс за 1622 г. оказывается в Мадриде 23 января 1625 г.; баланс за 1626 г. — в июне 1632 г.; баланс за 1673 г. — в декабре 1676 г. В заключительной части появляется предостережение: не следует предусматривать отстранение откупщиков налогов и взятие последних под управление государства, ибо это все равно, что отдать их в руки дьяволу (“in mano del demonio”).

Та же ситуация существовала во Франции. Лишь с появлением июньского указа 1716 г. в государственных финансах была введена проверка счетов «посредством подчинения их… двойной бухгалтерии»²⁴⁸. Но речь шла о контроле за расходами, а не о средстве заранее их ориентировать. В самом деле, чего не было при ведении этих бюджетов, так это расчета предполагаемых [трат]. За ритмом расходов следили лишь путем наблюдения за наличностью. Состояние касс сигнализировало о критических пределах, определяло подлинный календарь финансовой деятельности. Когда при известных драматических обстоятельствах Калонн 3 ноября 1783 г. придет на пост генерального контролера финансов, он прождет несколько месяцев, прежде чем сможет узнать в точности состояние казны.

Несовершенные бюджеты, какими мы располагаем или которые мы реконструируем, имеют самое большее «индикативную» ценность.

Они показывают нам, что бюджеты колебались в соответствии с повышавшейся конъюнктурой цен; следовательно, в целом государство не страдало от такого повышения, оно следовало за ним. С ним не случалось того, что бывало с сеньерами, чьи доходы зачастую отставали от общего индекса роста. И значит, государство никогда не окажется зажато между доходами на уровне вчерашнего дня и расходами на высоте дня завтрашнего. Картина [этого движения], намеченная в графиках на с. 541 в том, что касается французских финансов XVI в., более четко видна, когда речь идет о финансах испанских или венецианских того же периода. Однако же Э. Ле Руа Ладюри²⁴⁹, исходя из примера Лангедока, полагает, что в XVI в. будто бы наблюдалось определенное запаздывание роста доходов государства по сравнению со стремительным ростом цен — запаздывание, наверстанное начиная с 1585 г. Но что не подлежит сомнению, так это рост доходов французского государства в XVII в. Если бы игрой управляла конъюнктура, эти доходы должны были бы понизиться со спадом цен. Но ведь при Ришелье (1624–1642 гг.) они удвоились или утроились, как если бы в этот унылый период государство было «единственным защищенным предприятием», которое могло по собственному желанию увеличивать свои доходы. Разве не напоминал кардинал в своем завещании, что суперинтенданты финансов «приравнивают одну [только] соляную пошлину с соляных полей к Индиям короля Испанского»?²⁵⁰