— Так вот, она сейчас в постели, совершенно голая, со всякими там трубками… Голова наполовину обрита. Ноги в гипсе… Все, что вы сможете увидеть, это сплошной кровоподтёк, от головы до бёдер, — Шапиро поднял глаза на пилота. Он был слишком измотан, чтобы выказывать хоть какие-то эмоции. Слушайте, она может умереть. Я надеюсь, что нет, но гарантий никаких нет. Когда повреждена печень, трудно что-либо сказать, пока анализ крови не покажет, что там делается. А до тех пор — ничего определённого сказать нельзя. Просто нельзя. Если она-таки умрёт, разве вам хочется, чтобы у вашего друга она запечатлелась в памяти именно в таком виде? Чтобы он такой вспоминал её всю жизнь?
— Да, вы правы, — согласился Джексон, в то же время удивившись охватившему его яростному желанию, чтобы Салли обязательно выжила. У них с женой не было детей, и Салли была ему вроде дочери. — Каковы шансы?
— Тут не до подсчёта шансов. Да и цифры в таких случаях ничего не значат. Она, простите, или выживет, или нет. Слушайте, я не втирал очки вашему другу, сказав, что лучшего ухода, чем здесь, она нигде бы не получила, — глаза Шапиро остановились на груди Джексона. Он тронул пальцем нашивку с золотыми крылышками. — Вы — лётчик?
— Да. Истребитель.
— "Фантомы"?
— Нет. F-14. «Томкэт».
— Я тоже летаю, — улыбнулся Шапиро. — Я был хирургом в ВВС. А в прошлом году я обзавёлся планёром. Когда мне удаётся выбраться из этого сумасшедшего дома, я сразу — в небо. Там так тихо. Ни телефонов, ни суматохи этой… Только облака, — сказал он не столько Джексону, сколько самому себе.
Робби положил ему руку на плечо.
— Послушайте, док, спасите девочку, и я дам вам полетать на любой машине. Вы когда-нибудь летали на Т-38?
— Это что? — Шапиро был слишком измочален, чтобы припоминать, видел ли он такой самолёт раньше.
— Маленький сверхзвуковой. Тренировочный. Двухместный, двойное управление, и летит… как во сне. Я могу выдать вас за одного из наших.
— И мы сможем проделать всю эту воздушную акробатику? — Шапиро заулыбался, как маленький мальчик.
— Конечно, док! — ухмыльнулся в ответ Джексон.
— Ловлю вас на слове. Для нас все пациенты одинаковы, но я ловлю вас на слове. И присматривайте за вашим другом. Он выглядит плохо. Не в себе. Это нормально. Такое часто сильнее сказывается на родных, чем даже на самих больных. Если он не очухается сам, скажите дежурной в приёмной. У нас для таких случаев есть психиатр. Это ещё одно наше новшество — помогать родственникам пациентов справиться с потрясением.
— А что с руками Кэти. Она — глазной хирург. Тонкая работа, вы знаете… Вы уверены, что обойдётся?
— Ничего серьёзного, — затряс головой Шапиро. — Всего лишь перелом плечевой кости. А пуля прошла навылет. Ей очень, знаете ли, повезло.
Рука Робби непроизвольно схватила запястье доктора.
— Пуля?!
— А разве я не сказал об этом? Боже, я, наверно, даже больше устал, чем думаю. Это рана от огнестрельного оружия. Но совершенно чистая. Хорошо бы все раны были такими чистыми. Если не ошибаюсь, девятимиллиметровка. Ну ладно, мне пора — надо работать, — сказал он и вошёл в лифт.
— Блядство! — выругался Джексон. Сзади него раздались мужские голоса.
Говоривших оказалось двое. Дежурная сестра в приёмной сказала им, чтобы они прошли в комнату ожидания. Робби последовал за ними. Тот, что был выше ростом, подошёл к Райану и спросил:
— Сэр Джон?
Райан поднял на него глаза.
«Сэр Джон?» — удивился Робби.
— Я — Джефри Беннетт, поверенный в делах посольства Великобритании, — он извлёк из кармана конверт и протянул его Райану. — По поручению Её величества я должен лично вручить вам это и ждать вашего ответа.
Джек какое-то время лишь моргал глазами, потом надорвал конверт и вытащил телеграмму. Текст её был краток и исполнен тревоги. «Сколько же сейчас там времени? — подумал Райан. — Два ночи? Или три?» Значит, её разбудили, и она послала ему телеграмму. А теперь ждёт ответа. Райан закрыл глаза и сказал себе, что пора возвращаться в мир реальности. Он с силой потёр лицо и встал с дивана.
— Передайте, пожалуйста. Её величеству, что я чрезвычайно благодарен ей за заботу. Врачи считают, что моя жена полностью выздоровеет, но дочь в критическом состоянии, и только через восемь или девять часов её ситуация прояснится. Пожалуйста, передайте Её величеству… что я глубоко тронут её заботой… и что все мы очень ценим её дружеское расположение.
— Спасибо, сэр Джон, — сказал Беннетт, делая какие-то пометки в блокноте.
— Я немедленно телеграфирую ваш ответ. Если вы не возражаете, сотрудник нашего посольства останется с вами.
Джек удивился, но возражать не стал. И Беннетт удалился. Робби все это удивило. В голове у него вертелось множество вопросов. «Кто этот парень?» Он представился как Эдвард Уэйсон и сел на стул в углу, лицом к двери. Оглядел Джексона с головы до ног. Глаза их на секунду встретились, оценивая друг друга.
Глаза у Уэйсона были холодными, отрешёнными, а в уголках рта таилась усмешка.