Игры писателей. Неизданный Бомарше.

Фигаро с поклоном передал мадемуазель де О. несколько листков пьесы.

– Итак, место действия, – начал Бомарше, – «petite maison» кардинала де Рогана у заставы Вожирар. Явление восьмое: госпожа де Ла Мотт и кардинал. Она насмешливо осмотрела картины на стенах и сказала... Мадемуазель, ваш выход!

Мадемуазель де О. начала читать:

– «На стенах у вас изображено множество дам, целый гарем. Но учтите, Ваше Высокопреосвященство, я одна могу заменить вам весь ваш гарем. Однако принадлежать к нему никогда не буду».

– Не самая плохая реплика, – сказал Бомарше. – Это я велел ей так начать, чтобы сразу поставить себя в особое положение... Далее! Исполняй ремарку!

– «Ремарка: она подошла к кардиналу и молча посмотрела ему в лицо, потом улыбнулась и...»

Мадемуазель де О. подошла к Ферзену, посмотрела на него... Граф, побледнев, что-то шептал.

И тогда, усмехаясь, мадемуазель де О. взяла в руки его лицо и поцеловала. Граф слабо отбивался. Еще поцелуй... и еще… После чего она со смехом оттолкнула Ферзена.

– Что... что это значит, сударыня? – нелепо спросил граф.

– Какой странный вопрос, – сказал Бомарше. – По-моему, это поцелуй согласно ремарке. Это движется моя интрига. Сейчас вы всего лишь исполнили роль кардинала де Рогана, который на вас так похож... Но, в отличие от вас, он, естественно, не был строг. И после поцелуя немедля начал выполнять роль, которую уготовил ему Бомарше, – тотчас оказался в постели с Жанной де Ла Мотт... Кстати, маркиз, каков был поцелуй? Вы же знаток...

– Это довольно скучный, так называемый «флорентийский поцелуй», – ответил маркиз. – Она была весьма деликатна с движениями рук вовремя поцелуя. А положено в это время пустить в ход нежную ручку, как учил тебя твой «Обезьян». Так меня в порыве нежности часто называла мадемуазель де О., отчего мне хотелось ее задушить.

– И еще, дорогой граф, – Бомарше обратился к Ферзену, который по-прежнему пребывал в прострации, – мадемуазель де О., исполняя роль, имела полное право вас поцеловать. Ибо между утехами любви Жанна де Ла Мотт, по моей просьбе, начала вдалбливать глупцу-кардиналу, как он похож на вас! И кардиналу, естественно, пришла в голову мысль: если вам, скучному шведскому графу, удалось забраться в постель к королеве, то ему и подавно все карты в руки. Он так же красив, белокур, высок и строен, как вы, и к тому же потомок славнейших семей Франции... И тогда кардинал – кстати, в это время весьма сильно поистратившийся – впал в приятные мечтания: как бы ему стать этаким наследником кардинала Мазарини, любовника королевы Анны Австрийской. Стать другом плоти и сердца другой австриячки, Марии Антуанетты, и получить доступ к французской казне...

– Вот она, справедливость в этом мире, – печально сказал маркиз. – Мечтать овладеть прекрасной женщиной, чтобы получить власть и потом ограбить казну! Но за это тебя почитают, награждают орденами... Я же только хотел бескорыстно любить и наслаждаться, причем самыми утонченными способами. И меня за это всю жизнь сажали в тюрьмы, в дома умалишенных... Сумасшедший мир... Нет, с меня довольно!

И маркиз демонстративно начал дремать. Бомарше поднялся с кресла и церемонно передал Ферзену несколько листков:

– Это ваше – роль кардинала де Рогана. Удачливый любовник будет играть роль неудачника, столь на него похожего.

Ферзен побледнел:

– Я здесь не для того, чтобы участвовать в комедии! Бомарше улыбнулся:

– Вы здесь для того, чтобы убить меня. Я помню.

– Да нет, скорее вас обоих, – сказал граф.

– Возражаю! – пробудился маркиз. Бомарше засмеялся:

– И маркиз прав! Вы спешите... Ибо, как вы узнаете далее, убивать надо не двух, а трех губителей. Их было трое!.. Что же касается «участия в комедии»... как вы опять же узнаете далее, я много раз заставлял вас делать именно это. Правда, вы об этом не догадывались... Теперь же, когда я прошу вас сделать это сознательно, вы негодуете. Поверьте, я лишь прошу помочь нам все вспомнить... и побыстрее узнать о третьем. Ферзен швырнул листки на пол.

– Что ж, воля ваша, – сказал Бомарше.

Мадемуазель де О. нагнулась и, смеясь, подняла листки. Это было то движение, полное грации и так хорошо знакомое графу... Согнутый стан Антуанетты... Несчастный Ферзен все следил за ней, не мог оторваться.

Фигаро деловито забрал листки у мадемуазель, аккуратно вложил их обратно в красную папку.

Бомарше перехватил взгляд графа.

– Да... и грация, и движения, и даже манера смеяться... Какова шутка природы! Живая Антуанетта, не правда ли? Расскажи графу, что ты чувствовала в день, когда казнили королеву. В это время, граф, она была в Дижоне... естественно, в чьей-то постели.

– Мне стало плохо, – засмеялась мадемуазель де О., – у меня пошла кровь горлом, и никто не мог остановить ее, сударь.

Бомарше добавил: