Словосочетание «беседы у камелька» придумал директор Вашингтонского бюро Си-би-эс Гарри Бутчер, которому, в свою очередь, подсказал его помощник Рузвельта Стив Эрли: «президенту нравится представлять себе, что аудитория его состоит всего из нескольких человек, рассевшихся вокруг него у камина».
Хорош камин! Вот как Роберт Браун описывает интерьер Белого дома при выступлении президента: «По обеим сторонам от его рабочего стола располагаются люди из Эн-би-си и Си-би-эс, перед каждым возвышение с микрофонами. На ФДР в упор глядят четыре огромные кинокамеры… плюс пять фотокамер. Весь кабинет набит самой разнообразной электронной аппаратурой, по полу к столу президента тянутся несколько кабелей. По всему периметру комнаты стоят, не спуская глаз с президента, 25 радиоинженеров, звукооператоров и фотографов». При всем при том, как отмечает министр труда в правительстве Рузвельта, он «словно бы фотографировал аудиторию, к которой обращается, и лицо его тут же озарялось улыбкой, как если бы он и впрямь сидел на крыльце или в гостиной у кого-нибудь дома».
Ему вторит «Нью-Йорк таймс»: «Его магнетический голос так и дрожит в эфире, а ведь толкует он о таких прозаических и часто запутанных предметах, как банковская реформа, инфляция, легальная торговля пивом, льготы по закладным, налоги и так далее».
Рузвельт старался строить свои беседы так, чтобы людям не было скучно. Он писал: «Единственное, чего я боюсь, так это, что, будучи слишком частыми, беседы могут утратить эффективность». Его настораживал — через океан — даже пример еще одного великого коммуникатора: «Нельзя выступать чаще чем раз в пять-шесть недель. Полагаю, что Черчилль говорит слишком много, мне хотелось бы избежать этого».
По мере того как в результате осуществления одного из любимых проектов Рузвельта — Сельской энергетической системы — электричество начало приходить даже в самые отдаленные фермы и деревушки, аудитория президента разрасталась. Например, одну, вполне типичную беседу (11 сентября 1941 года) слушали 54 миллиона американцев, то есть 73 процента взрослого населения страны.
Превратив радио в главный инструмент своей публичной политики, Рузвельт, по выражению журнала «Броадкас-тинг», «в одиночку совершил революцию в современном ораторском искусстве». Если Уильям Дженнингс Брайан и Дэ-ниэл Уэбстер были «героями-ораторами XIX века, то Рузвельт стал в этом смысле образцом для века XX».
Рузвельт говорил — нация внимала. Выступления его достигали практически каждого дома, и процент голосующих вырос за двадцать лет (1920—1940) на 87 пунктов, хотя население за тот же период стало больше всего лишь на 25 процентов. Разумеется, частично такой всплеск активности объясняется тем, что 30-е годы были тяжелыми для Америки временами, когда на кону стояли жизненно важные вопросы. Но трудно не предположить, что этому способствовала и беспрецедентная широта рузвельтовской аудитории. Избиратели ощущали связь со своим президентом.
«Банковская речь» была первой из четырех «бесед у камелька», которые Рузвельт провел в течение первого года своего президентства. Реакция — полмиллиона писем и телеграмм в таком роде: «Мы с женой — средние американцы… Мы сидели подле камина, когда послышался ваш голос из Белого дома… Мы прошли в соседнюю комнату, увеличили звук и в течение двадцати минут слушали, как если бы вы заглянули к нам в дом поговорить о наших проблемах и проблемах наших друзей и соседей. Слушая ваши прямые, откровенные слова, нельзя не заразиться верой в чистоту ваших намерений и надеждой на то, что все у вас получится».
В другом письме говорилось: «Вы обратились к нам по радио: «Друзья», и я надеюсь, вы не сочтете бесцеремонностью, если я подпишусь: «Ваш друг». Еще один корреспондент благодарит Рузвельта за то, что он привнес в самый институт президентства «истинно человеческую теплоту, которой все мы так долго ждали».
Во второй «беседе у камелька», состоявшейся два месяца спустя, Рузвельт говорил о связанных с Новым курсом инициативах, которые ему удалось провести через конгресс за первые 60 дней своего президентства. Он с энтузиазмом говорил о Гражданском корпусе по сохранению природных ресурсов, образование которого обеспечит два с половиной миллиона мест ныне безработным молодым американцам. Растолковывал, каким именно образом реформируют экономику и остановят депрессию целый ряд других мероприятий и вновь учреждаемых институтов.
Защищая свои проекты от обвинений в социалистической направленности, Рузвельт обрисовал свое видение новой роли правительства в бизнесе: «Было бы совершенно неправильно называть принимаемые нами меры формой правительственного контроля над фермерским хозяйством, промышленностью и транспортом. Это скорее партнерство — партнерство между правительством, фермерским хозяйством и транспортом».