Игры политиков

Черчилль стал влиятельной фигурой, но все же первый лорд — это не премьер-министр. Он знал, что, не располагая контролем над правительством, не сможет действовать эффективно. И тогда Черчилль — хотя сам бы он в том никогда не признался — начал восьмимесячную кампанию за власть.

После того как по адмиралтейству распространились слухи, что «Уинстон вернулся», Черчилль разослал столько записок, начинавшихся словами «умоляю сообщить» или «умоляю прислать мне», что вскоре они получили известность как «мольбы первого лорда».

Разумеется, Чемберлен был совершенно не готов ответить на вызов, с которым столкнулась Англия. Возраст, нерешительность, приверженность миру любой ценой — все это не позволяло ему возглавить нацию. Вот как описывает сложившуюся ситуацию один наблюдатель: «Премьер-министр поднимается и зачитывает заявление. Он облачен в траурные одежды… Физически ощущается, как с каждой минутой падает дух и решимость палаты. Окончание речи встречают жидкие аплодисменты. На всем ее протяжении рядом с Чемберленом, ссутулившись, сидел Уинстон Черчилль, и вид у него был, как у китайского божка, тяжело страдающего от несварения желудка».

Речь Черчилля была встречена совершенно иначе. «Никакой прочитанный текст не мог произвести подобного эффекта… Чувствовалось, как с каждым его словом дух палаты поднимается… За эти двадцать минут Черчилль подошел к креслу премьер-министра ближе, чем за все предшествовавшие годы. По окончании заседания даже сторонники Чемберлена говорили: «Наконец-то у нас появился настоящий лидер».

Опросы общественного мнения, проведенные в декабре 1939 года, через четыре месяца после начала войны, показали, что Чемберлена поддерживает лишь около половины населения. В книге «Последний лев», где прекрасно описано долгое политическое небытие Черчилля, Уильям Манчестер цитирует высказывание одного разочаровавшегося консерватора: Чемберлен, по его словам, «липнет к своему креслу, как кусок старой жвачки к ножке стула».

За вычетом Черчилля британское правительство почти целиком состояло из примиренцев, которым так и не удалось предотвратить войну. Типичным для его позиции была реакция министра авиации на предложение сбросить «зажигательные бомбы на Черный лес», дабы оказать поддержку Польше в ее борьбе с Гитлером. «Да вы что, — откликнулся министр, — ведь это же частная собственность. В следующий раз вы предложите мне бомбить Рур». В ответ на призывы оказать помощь польскому сопротивлению бомбовыми ударами по центрам германской промышленности Чемберлен распорядился разбросать над германскими городами листовки, осуждавшие гитлеровские зверства. Таким образом он надеялся добиться прекращения войны — но добился лишь потерь в воздушном флоте Англии.

По словам Манчестера, «прежде чем воевать, Англии следовало сформировать правительство, состоящее из министров, готовых воевать… Черчилль был таким министром. Но едва ли не единственным в кабинете. Все остальные — шизофреники. Их уверенность рухнула… и все же примирители сохраняли преданность, сохраняли надежду на то, что траченный молью мессия с Даунинг-стрит [Чемберлен] будет оправдан».

То, что даже после начала войны англичане сохраняли склонность к политике примирения, возмущало Черчилля до глубины души. «Это стремление ни в коем случае не задеть противника меня как-то не привлекало, — вспоминает он. — Получается, хороший, добропорядочный, цивилизованный народ ни при каких условиях не должен наносить удар первым, надо ждать, пока его самого не добьют. В те дни устрашающий немецкий вулкан со всеми своими подземными источниками энергии готов был вот-вот извергнуться… С одной стороны (английской), бесконечные тол-ковища о всякого рода банальных вещах, не принимается никаких решений, а те, что принимаются, тут же аннулируются, господствует позиция: «не задевайте врага, таким образом вы его только разозлите». А с другой (немецкой) — готовится неизбежное: гигантская машина со скрежетом прокладывает себе путь вперед, готовая обрушиться на нас всей своей мощью».

Преисполненный решимости занять премьерское кресло, Черчилль начал полномасштабную, хоть и необъявленную борьбу за него. Оружием его стало радио. По словам Манчестера, Черчилль использовал его возможности со всей страстью. «До назначения на пост военного министра аудитория Черчилля ограничивалась в основном палатой общин, лекционным залом и в ходе избирательной кампании — партийным митингом. Теперь все в одночасье переменилось. Англия воевала; боевые действия велись только на море, и миллионы людей, которым речи Черчилля были знакомы лишь по газетам, получили возможность услышать его густой, решительный голос, с его драматическими обертонами, паузами, грохочущими согласными, от которых, по словам одного радиослушателя, репродуктор дрожит. Черчилль — раньше это было всего лишь имя на газетной полосе, да и собственные его печатные выступления были лишены напора его устной речи. Он находил точные слова для выражения мыслей, которые слушатели разделяли, но не умели сформулировать».