Игры Предвечных

Теперь эта самая жена полулежала в горячей воде, опираясь затылком о сложенное полотенце и прикрыв глаза. Ее густые темные кудри, каких никогда не бывало у женщин Веллии, мокли, прикрывая грудь. Одну из своих маленьких ног она по-мужски закинула на край бадьи. Другая вместе с нижней частью ее тела скрывалась под густым слоем мыльной пены. Пену эту, ровно как и распространяемый ею цветочный запах, презирали все без исключения обитатели Веллии. Среди романов же наоборот считалось неприличным не давать телу пропитываться этими дурными ароматами хотя бы раз в седмицу. Седрик терпел подобное безобразие среди купальных принадлежностей Марики исключительно из любви к своей жене и уважению к ее добрачным привычкам.

Но сейчас Седрику было плевать даже на пену. Не отрывая взгляда от тела дремлющей жены, он неслышно стащил с себя штаны и сапоги. Потом сбросил на пол тунику. И, более ничем не сдерживаемый, соскользнул в воду к Марике, благо, в обширной бадье оставалось еще достаточно места и для его большого тела.

Про-принц ожидал удивить и даже испугать юную романку, но Марика не повернула головы. Она только приоткрыла глаза, молча давая понять взглядом, что узнала его. Седрик, который не видел жену полгода, тоже не торопился что-то говорить. Он теперь был очень занят тем, что покрывал ее лицо и грудь поцелуями, крепко сжимая в объятиях. Потом, не прерываясь, торопливо притиснул еще плотнее, подхватывая под колени и не давая времени опомниться и запротестовать.

Марика, наконец, распахнула глаза. Крупно вздрогнув, она выгнулась в его руках. Но тут же зажмурилась вновь. Впившись пальцами в плечи Седрика, юная женщина привычно покорилась без единого слова. Она только кусала губы, едва удерживая сиплые вздохи, что рвались из ее груди с каждым жестким движением нетерпеливого супруга…

В последний миг романка с силой уперлась в грудь мужчины, пытаясь отстраниться. Но Седрик не позволил. По-прежнему крепко прижимая ее к себе, он отдал все, что у него было, впечатывая себя и свою любовь, которой хватало, чтобы взращивать плоды даже в ее ненависти. Марика злобно дернулась. Но иного выбора, чем подчиниться опять, у нее не оставалось. Она приняла все то, что он дал ей, до конца — и обмякла, отворачивая лицо. Ее красивые губы были искусаны до крови.

За многие годы в супружестве, Седрик привык к такому небрежению со стороны подруги. Но всякий раз ее нескрываемое нежелание ранило его. Еще и потому, что он не мог понять этому причины.

Однако после случившегося только что ругаться ему расхотелось. Про-принц высвободился, зная, что единение с ним Марике неприятно. Но не выпустил ее из своих объятий, по-прежнему крепко прижимая к груди.

— Я… так долго не видел тебя, — Седрик коснулся губами курчавых локонов романки, пригибая к себе ее голову. — Ты не представляешь, до чего скучал. Едва дождался нашей встречи. Хорошо, что ты вернулась. И… и знаешь что я придумал пока… дожидался здесь? Скоро праздник. День Летних Бризов. Проведем его вместе на побережье? Никого не возьмем, даже Генриха и Ираику. Только ты — и я.

Марика неопределенно дернула плечом. Все еще рассерженная на его несдержанность, которая могла дорого ей стоить, она смотрела в сторону. Не было похоже, чтобы супругу удалось разбудить ее интерес.

Некоторое время про-принц ждал ответа. Потом нахмурился. Горечь поднялась в его душе с новой силой. Но он сделал очередную попытку решить происходящее между ними миром.

— Я давно хотел поговорить с тобой, жена, — Седрик запнулся, подбирая слова. — Прошло столько времени, но все равно до сих пор… Я хочу сказать… Почему ты… почему у нас все… так?

Он повернул голову романки за подбородок, заставляя смотреть на себя. Потом приблизил лицо и поцеловал ее искусанные губы. Равнодушие юной женщины подлило масла в огонь его досады.

— Проклятие, Марика! Мы женаты уже почти восемь лет! Почему… до сих пор всякий раз, касаясь твоего тела, я чувствую себя насильником? Когда ты, наконец, примешь меня?

Взгляд романки, ровный и отстраненный, словно между ними не было долгой разлуки, а горячие речи были обращены не к ней, окончательно разъярил Седрика.

— По-моему, ты специально играешь в… жертву… насилия, чтобы… да чтобы попросту досадить мне! Быть может, я за всю жизнь познал всего одну женщину — тебя, но… это не делает меня глупцом! Я чувствую, что тебе хорошо со мной! Ты выгибаешься и стонешь… когда не в силах сдержать себя. Эти стоны — не от боли. Чтоб меня разразило громом, если это не наслаждение! Тебе хорошо со мной, жена. Так было не всегда, но теперь тебе хорошо! Будешь это отрицать? Ответь мне! Ну! Я тебе приказываю!

Марика закусила губу. Ее лицо выразило замешательство, досаду — и вдруг порозовело. Всякое доводилось Седрику наблюдать у его супруги, но не смущение. В изумлении он едва не забыл о том, что задал ей вопрос.

— Ну!

— Нет, — проговорила, наконец, романка. И это было первое слово, которое он от нее услышал после полугодовой разлуки.

— Что — нет? — опешил Седрик, не понимая, к чему относился ответ женщины.

Марика дернула щекой.

— Забыл, о чем спрашивал?