Игры рядом

Наконец вспомнили и о нас. Я на миг испугался, что сейчас вся эта зареванная от счастья толпа ринется к нам, но обошлось — всего лишь предложили спешиться и подождать милорда, который, без сомнения, немедленно примет героев, вернувших в родные стены уже оплаканное дитя. Маркиз Аннервиль проявил еще большее радушие — он самолично выбежал нам навстречу, игнорируя меч, безбожно колотящий его по ногам, стоило ему сделать слишком широкий шаг. Это был высокий поджарый мужчина лет пятидесяти, стройный, с превосходной выправкой, впрочем, не военной. Его густые каштановые волосы, заметно тронутые сединой, были уложены естественно и умело, борода и усы удивляли не свойственной рыцарям опрятностью, черты лица были резки и правильны, взгляд ясен и приветлив, а рукопожатие — крепкое и твердое. Я сразу проникся к нему невольной симпатией и одернул себя за это. Мне ли не знать, как обаятельны порой бывают господа аристократы. Они впитывают это с молоком матери (вернее, как это принято у них, с молоком кормилицы) и подчас используют весьма эффективно.

— Как мне вас благодарить?! — воскликнул он, прижимая дочь к груди, когда с формальностями было покончено. — Мы уж и не знали, где ее искать!

— В самом деле? — картинно удивился я и хотел добавить: «Вам нужно было спросить у своего сына», но, поймав умоляющий взгляд Дарлы, умолк. Она права. Не сейчас.

— Мы сделали то, что на нашем месте сделал бы любой благородный человек, — вежливо проговорил Ларс, отвешивая легкий поклон.

— Как бы то ни было, на ближайшие дни вы — мои гости! Прошу, пойдемте со мной!

У меня ныли зубы и сосало под ложечкой от всех этих банальностей. Ларс выдерживал испытание стойко, но Флейм оглядывалась с интересом. Она впервые попала в подобное место официальным (или полуофициальным) путем и не привыкла к такому обращению. Когда Аннервиль поцеловал ей руку, она зарделась в точности как Паулина, натренировавшая этот милый естественный румянец долгими упорными трудами. Флейм же смутилась искренне, снова — уже не впервые за последние дни — меня поразив.

Я взял ее под руку и провел вслед за Аннервилями в башню. Ларс замыкал шествие, словно насмешливый ангел-хранитель, не дающий своим суетливым подопечным потерять голову.

Титулованная семья как раз собралась обедать. Возможно, исчезновение дочери и сестры отбило у ее домочадцев покой и сон, но не аппетит. Стол ломился от яств, которыми можно было накормить десятерых. Взглянув на тучного молодчика, сидевшего по правую руку от места лорда и леди, я понял, что такое изобилие вызвано его прихотями. Увидев нас, вернее, маркиза, ведущего под руку маленькую Дарлу, молодчик побелел и вскочил, проявляя весьма противоречивые чувства.

— Йевелин, Куэйд, смотрите, кто пожаловал! — смеясь от радости, проговорил Аннервиль.

— Дарла! — сдавленно выкрикнул молодчик и бросился к ней. Когда он стиснул сестру в медвежьих объятиях, я подумал, что тридцатилетнему парню с его комплекцией, по-детски наивным лицом и рабской преданностью сумасбродной мачехе, вероятно, непросто живется на этом свете. Проклятье, какой-то я жалостливый сегодня.

Дарла, к моему удивлению, не оттолкнула лицемера, а нежно склонила курчавую головку на его широкую, тяжко вздымающуюся грудь. То ли память у нее коротка, то ли сердце большое, то ли она была редкостной лицемеркой.

Но, как оказалось, среди присутствующих находилась еще большая лицемерка. Она восседала на украшенном топазами троне во главе стола и наблюдала за разыгравшейся идиллической картинкой со снисходительным умилением матери, наблюдающей, как ее дети резвятся во дворе. Наконец она поднялась, являя невообразимую грацию каждым своим движением, обошла стол, шелестя юбками, и протянула холеные руки к падчерице.

— Дарла! — проговорила она. — О, боги… Бедная, дорогая моя девочка!

Дарла вскинула на мачеху полный ненависти взгляд, медленно отстранилась от брата и соединила свои маленькие пухлые ладошки с изящными руками молодой женщины.

— Жнец меня забери, — едва слышно проговорил Ларс за моей спиной. — Она просто великолепна.

И это действительно было так.

ГЛАВА 14

Солнечные блики на зеркале — смутная тень улыбки из глубины: я знаю… Знаешь? Лицо на стекле — бездна испуганных глаз. Ты… знаешь? Я красивая, да? Я красивая? Блики прыгают по поверхности, сплетаются тонкими блеклыми буквами: ТЫ. Лицо на стекле, пальцы па стекле — провалиться, нырнуть, уйти с головой в красоту, которая… есть? Я знаю.

Вкрадчивый щелчок замка. Вкрадчивая поступь ярости за опущенными плечами.

— Ты мила… вполне мила.

Лавина сходит с опущенных плеч, несется вниз, сминает под собой все, что казалось живым. Глаза: распахнутые, изумленные, полные ужаса.

— Погуляла ты неплохо, а? В лесу сейчас хорош. Прохладно. Милая была прогулка. Милая, как твое личика. Да?

— Д-да…

— Или нет? Или, может быть, страшная, может быть, жуткая? Ну-ка, смотри! Смотри!