Он подошел ко мне, остановился, присел на корточки. Наши головы оказались друг напротив друга. Забрало шлема было опущено, но, несмотря на то, что его лицо находилось совсем близко, я не видел глаз сквозь щели. Он качнулся, и я снова услышал этот странный скрежет — словно железо трется о железо, только как-то сухо, хрустяще. Ржавчина, вдруг понял я. Его латы покрыты ржавчиной.
— Спасибо, приятель, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать, и удивился тому, каким слабым и дрожащим был мой голос. — Ты мне здорово помог. Сам бы я…
Договорить я не успел. Человек протянул руку (железная перчатка была покрыта неровными темными пятнами, но я почему-то не думал, что это кровь), схватил меня за горло и, сдавив, коротко встряхнул. Мой затылок с размаху врезался в ствол дуба, в голове затрещало, перед глазами поплыли цветные пятна. Последнее, что я успел увидеть — черная расщелина опущенного забрала. И вдруг подумал, что не уверен, есть ли за ней глаза.
ГЛАВА 3
Злобный вой ветра в трубе. Пугливое пламя факела. Гулкая песня воды: с каменного потолка — на каменный пол. Кап. Кап. Холодный пот, быстро бегущий по спине. Бледное, спокойное лицо, негромкий охрипший от ярости голос.
— Что ты говоришь?!
— Вырезаны, милорд! Как щенки! Им всем вспороли животы, а они даже не сопротивлялись! Их мечи чистые, ни капли крови!
— А Нортон?!
— Исчез.
С трудом сдерживаемый стон раздирает губы. Лицо — как камень, с которого и на который звучно капает вода.
— Прикажете объявить розыск? Можно предложить награду…
— Нет! Об этом никто не должен знать. Никто, ты меня слышишь?!
— Да, милорд.
— Нортон был доставлен в Арунтон этой ночью и заключен в подземную тюрьму. До вынесения приговора.
— Да, милорд.
— Гленован и Фальгер отправлены в Южные Леса. Вместе со своими солдатами.
— Да, милорд… Это все арбалетчики! Проклятые партизаны!..
— Наши люди убиты стрелами?
— Нет… но…
— НЕТ! Без всяких НО! А впрочем…
Сухое натирание ладоней, нервные шаги, звон золоченых шпор.
— Впрочем, да. Это мысль. Оставь пару трупов. Отбившиеся от отряда. Жертвы бесчеловечной мести арбалетчиков за своего командира. Настолько бесчеловечной, что я не могу это так оставить… Говоришь, им вспороли животы?
— Вся поляна в кишках.
— Отлично. Пошли отряд. Пусть выжгут эту часть леса на десять миль вокруг. В назидание. Заодно и следы уничтожат.
— Слушаюсь.
Удаляющиеся шаги. Раздраженный хруст фаланг, нетерпеливый вздох. Короткий взгляд на овальный сток для крови в дальнем конце камеры. Долгий — на мертвую громадину дыбы в дальнем углу.
Тоненький, далекий женский крик.
Вязкое тепло толчками разливалось по телу: от плеч к кончикам пальцев, от висков через сердце к ногам, к ступням, медленно и уверенно. Я попытался открыть глаза, понял, что не могу, и с некоторым запозданием осознал, что и не хочу. Я лежал на спине, подо мной было что-то восхитительно мягкое — мягче перины, на которой я спал в детстве, когда еще жил с отцом при дворе. Наверное, такими мягкими бывают только облака…
Эта мысль меня несколько обеспокоила. Уж не на райских ли тучках я раскачиваюсь? Я смутно помнил, что потерял сознание весьма неприятным образом. Если быть точным, из меня попросту вышибли дух. И теперь он, этот дух, почивает на небесной перине, отдыхая от бурной и беспокойной земной жизни…
Я с усилием раскрыл глаза, на большее я сейчас вряд ли был способен. Передо мной было что-то темное… что-то красное… темно-красное — я разглядывал его не меньше минуты, прежде чем понял, что смотрю в низкий потолок из красного дерева, инкрустированный лепными барельефами темно-коричневого гипса.
Не рай. И то хорошо. На ад, в общем-то, тоже не похоже. Я попытался повернуть голову, но не смог. Мне оставалось лишь рассматривать потолок, но и это занятие меня быстро утомило. Я устало прикрыл глаза, вздохнул. Интересно, где я? Но об этом можно подумать немного позже…
Не знаю, когда я открыл глаза в следующий раз… Потолок не изменился, впрочем, разве потолки склонны меняться со временем? Во всяком случае, не так быстро. А вот я изменился, вернее, мое состояние — поднапрягшись, я теперь мог поворачивать голову из стороны в сторону и даже сжимать и разжимать пальцы. Я сделал и то и другое, затем, удовлетворенный прогрессом, постарался сконцентрироваться на месте, в котором находился. Это оказалось непросто: комната кружилась, плясала, манила за собой и ускользала, не давая прикоснуться. Я снова закрыл глаза, отступив, но не сдавшись. Кое-что я всё-таки успел заметить. Комната небольшая, выдержана в красных тонах. И в ней, кажется, нет окон.
При следующем пробуждении я смог повести плечами и даже приподнять голову. Комната всё еще подпрыгивала, но, по крайней мере, на одном месте. Мне же в данный момент была нужна лишь точка отсчета.
Теперь я видел, что комната роскошна. Именно роскошна: красное дерево, бархат, позолота. Матерчатые обои на стенах, лакированные панели, дверь…
Дверь. Дубовая, обитая листовым железом.
Без ручки на внутренней стороне.