Игры с ангелами

Сын молчал. Значит, не согласен, да поделать ничего не может, пока не может, потому что еще не окреп как личность. А главное, она понимала: Болек непримирим с ее позицией просто потому, что получился лучше мамы с папой, да-да-да. Он не клянчит денег, по барам с девками не шляется, как дети их круга, не хамит, по-честному учится, несмотря на большую нелюбовь к выбранной папой профессии, на просьбы откликается, не хитрит, не юлит… Да, он лучше. Во всяком случае, про себя она именно так думала, вслух озвучить не решалась – муж, кормилец и поилец, отреагирует бурно на ее мнение о собственном ребенке. Однако хмурый сын так и не сказал ни слова, а молчание трактуется умными людьми как согласие, она с улыбкой произнесла:

– Вот и отлично. А пока учись, остался всего год.

– Угу, еще год без этого года, итого целых полтора.

– Учись, Болек, – с заднего сиденья подала писклявый и строгий голос Юля. – А то будешь работать таджиком у папы на стройке.

– Кыш, малявка, – беззлобно бросил он через плечо. – Мама, в нашей семье девчонки тоталитарного склада, они всех строят, не завидую их мужьям. Леське пусть папа свой бизнес доверит, ей подойдет, она любит указывать, коман… Останови, ма!

Автомобиль завизжал, скользя колесами по утрамбованному снегу на проезжей части, еще не остановился, а Болек отстегнул ремень, открыл дверцу, затем выскочил и побежал, едва не падая.

– Ненормальный, эдак шею когда-нибудь свернет, – проворчала Ирина Матвеевна, трогая машину с места. – Куда это он сорвался?

Вдоль высокой ограды из железных прутьев шла только одна-единственная девочка. Студентка, наверное. Затем в зеркало заднего вида она разглядела, что сын сорвался к этой девчонке в дутой куртке безумных расцветок и размером оверсайз с тремя плюсами.

– Привет, – бодренько сказал Болек, догнав Руслану и подстраиваясь под ее шаг. Снизу (девушка небольшого роста) она бросила в него хмурый взгляд и снова погрузила нос в мохнатый шарф всех оттенков синего цвета. – Тебе не кажется, что мы опаздываем?

– И что? Погода хорошая, полезно гулять.

– Ладно, – без боя сдался Болек. – Гуляем.

Если его нисколько не привлекала юриспруденция, наука манипуляций и лжи, как он считал, то Руслана училась прилежно, с другой стороны, ее паинькой не назовешь, она из породы непредсказуемых, эпатажная. Если рисует лицо, то с непривычки можно испугаться до заикания: губы черные или сине-фиолетовые, веки – в тон, с абстрактными рисунками вокруг. Если прическа, то в зависимости от состояния-настроения, начиная от цвета (а он может быть самым разнообразным) и кончая острыми прядями: либо торчащими во все стороны, либо уложенными, как крем на пирожном, волнами. Одежда, вообще песня: чаще темных тонов и смешанных стилей – от бохо до классики в одном наряде. В связи с данным фактом Болек легко представлял кутюрье Русланы: городская сумасшедшая. Несоответствие будущей профессии и «прикида» однажды подверг критике преподаватель права:

– Руслана, вы не тот путь избрали, вам на подиум удивлять народ, блистать во славе и софитах. А юриспруденция – это скучно.

Смутить ее слабо, она невозмутимо пообещала:

– Я перебешусь. С получением диплома облачусь в скучный костюм и буду соответствовать скучной юриспруденции.

Болеку не хватало смелости, дерзости, свободы, которые ни в коем случае не соперничают с наглостью, а в нраве Русланы всего этого в достатке, кроме внешней атрибутики – тут явный перебор. Сегодня девушка не в духе, вообще-то, она почти всегда в мрачноватом настроении, кстати, несмотря на данный недостаток, вокруг нее бурлит постоянное броуновское движение из девчонок и ребят, но сейчас они одни, и он позволил себе предложить:

– Слушай… После лекций пойдем в кафе?

– А у тебя деньги есть? Я прожорливая.

– Да ну! А по тебе не скажешь… Сто пятьдесят баксов хватит?

– Папа дал?

Болек насупился, но не сказал, мол, можно подумать, твой папа меньше бабла рубит, раз ты учишься на платном. Он произнес с достоинством:

– Заработал. У меня фотку купили.

– Иди ты! – Вот теперь Руслана заинтересовалась, а то шла будто одна на белом свете. – Сто пятьдесят баксов за какую-то фотку?!

– За хорошую фотку. Я продешевил, авторские права продают минимум в два раза дороже. Так идем или нет?

– Ладно, идем. Хм! Не зря ты с фотиком бегаешь.

– Хочешь, тебя поснимаю?

– Не знаю… Наверное, не хочу.

– Почему?!

– Так… неважно.

Разумеется, они опоздали, правда, лекция еще не началась. Преподаватель бизнес-права Седов (кстати, с седой и густой шевелюрой волос) писал, сидя за столом. Он бросил на них равнодушный взгляд и молча указал подбородком на амфитеатр, дескать, занимайте места, и, пока они поднимались наверх, спросил, что-то записывая в своей тетради:

– Не вижу Грюмина. Где он?

– В морге, – крикнул кто-то из студентов.

Раздался здоровый дружный смех, так же дружно он стих. Не поднимая головы от тетради, Седов поинтересовался:

– Что он там делает?

– То же, что и мы все будем там делать, каждый в свое время, – доложил тот же голос, снова раздался дружный смех.