Игры с хищником

Вера Владимировна отозвалась сразу, и казалось, находится где-то рядом. Один только ее голос чуть усмирил клокочущий напор, но, на удивление, она не услышала, не почувствовала, что с ним происходит.

– Я тебе собиралась звонить! – почти счастливо заговорила она. – У меня сюрприз! Ты можешь прилететь к нам? Прямо сейчас, первым рейсом до Мадрида? Мы тебя встретим! Здесь так здорово! Просто замечательно!

На миг возникла спасительная мысль: а что, если плюнуть на все и – черным ходом на волю, а там в аэропорт!..

Но в следующее мгновение была выдавлена гневом.

– Приехать не могу, – проговорил он сквозь зубы. – Я жду вас домой.

И даже после этого она не вняла, а отчего-то рассмеялась.

– Сережа, тебе придется ехать! Тебя приглашает король! Мы здесь отдыхаем прекрасно!

– Ты сейчас где?

– Я на берегу, а Марина на яхте, с принцем!

– Оставь ее и срочно вылетай!

– Да ты понимаешь, что здесь случилось, Сережа? – Она чуть не задыхалась от восторга. – Тебя ждет сюрприз! О котором ты и не мечтал...

Ее радость не заводила, но все-таки сдерживала клекот в груди.

– Что случилось-то? Что?

– Через два дня помолвка, вот что!

– Какая помолвка? – закричал он. – Вы что там, перегрелись?

– Помолвка Марины и испанского принца! Ты представляешь, и король дал согласие! Все решено, ждем тебя!

– Да что ты мелешь? – не сдержался от грубости. – Ты в уме или нет? У него принц – ребенок! Прекрати меня позорить по всему миру!

Когда он позволял себе говорить так с женой, а это случалось редко, Вера Владимировна мгновенно утрачивала чуткость и проницательность.

– Во-первых, он не ребенок, а шестнадцатилетний юноша! – В голосе зазвучал спортивный характер биатлонистки. – И разница в возрасте у них всего два года. Во-вторых, это только помолвка! Помолвка – это еще не свадьба. Прекрати капризничать и приезжай!

Не отключая связи, он швырнул трубку и стал искать таблетки – как назло, нигде не было! Потянулся к кнопке, чтобы вызвать доктора, но вдруг увидел в открытом ящике стола пистолет, небрежно лежащий среди рассыпавшихся листов чистой бумаги, оставшейся от ненаписанных мемуаров.

Это был никелированный офицерский «вальтер» времен Второй мировой и под патрон в девять миллиметров.

И в то же мгновение ярость схлынула, высвободив горло из своей пятерни и защемленный нерв. Он сел в кресло, вынул оружие, проверил магазин – заряжен. Где-то на периферии сознания возник вопрос, откуда в ящике стола оказался пистолет, если он обычно хранился в небольшом сейфе вместе с наградами, однако вид оружия уже захватил воображение, и немеющий теперь разум, словно ключом, выстукивал одну и ту же фразу: «Так будет лучше, так будет лучше...»

– Это неожиданный ход, – голосом Слона проскрипел он и передернул затвор.

Ствол был теплый и почему-то чуть влажный, как успокаивающая рука жены, и кровь в пульсирующей височной вене стучалась о металл, как короткая волна о крутой берег.

В последний миг он разгадал сон и понял, к чему снилась дорога и Рита Жулина звала уличным прозвищем...

5

Приснившаяся дорога была последним его путем, и зов Риты Жулиной – не что иное, как сигнал, что уже пора уходить из этого мира в иной, куда уже давно ушла его первая любовь.

В следующее мгновение он бы хладнокровно надавил спуск, но в это время мелькнула опасливая мысль – патроны старые! Еще времен войны, и может быть осечка...

Он отнял ствол от виска, с трудом отщелкнул магазин, передернул затвор, и патрон, бывший в патроннике, улетел куда-то под шкаф. И пока все это проделывал, нерв высвободился, кровь хлынула в пустые сосуды левой руки, и ее заломило от плеча до кончиков пальцев. Боль была настолько сильной, что он положил пистолет перед собой и обнял руку, как грудного страдающего ребенка. Минуту он качал, баюкал ее, не сводя глаз с оружия, дабы не прервать начатого дела, и когда рука наполнилась жизнью, в общем-то сейчас ненужной, и стала горячее, чем правая, эта разница температур отвлекла его и навела на мысль, что уходить по дороге из сна, вот так, второпях, наскоро, не оставив записки, ни с кем даже мысленно не попрощавшись, выглядит как паническое бегство. Мало того, его внезапная, без объяснений, смерть ничего, кроме вопросов, не вызовет и никому наукой не станет. Противники вздохнут облегченно – руки развязал, истинные соратники, если они еще есть, не смогут воспользоваться причинами его добровольного ухода из жизни. И если вслух не скажут, то про себя подумают, что ушел-то бездарно.

А ностальгирующий народ никогда не поверит в его самоубийство.

Ничего, кроме смуты и дестабилизации, его добровольный, но необъяснимый шаг не принесет...

Сергей Борисович осмотрел торчащий из обоймы патрон – на вид вроде бы целый, только потускневший от времени. Попытался вспомнить, когда в последний раз стрелял из трофейного «вальтера», но точно не вспомнил. Кажется, лет двадцать назад, когда привез из Ельни Федора – учил его держать в руках оружие. И после этого вроде бы больше не было причины...