Игры с хищником

Он привез Федора в Москву, показал хорошим врачам и сначала устроил в обыкновенную школу. Вера к нему очень быстро привыкла, относилась как к младшему брату, с удовольствием таскала по циркам, зоопаркам, детским театрам, и за первых полтора месяца не случилось ни одного припадка. Сергей Борисович было уж уверился, что смена обстановки, забота и внимание действуют благотворно, что лунную болезнь, как уверяли психиатры, может вылечить среда обитания и переориентация сознания, когда перед подростком открываются новые горизонты и возможности реализовать себя. И надо только постоянно следить за эмоциональной нагрузкой, не допустить передозировки отрицательных чувств, и тогда можно преодолеть, прорваться сквозь возраст полового созревания, после чего эпилепсия может вообще исчезнуть и проявиться лишь к старости. Поэтому первое время Сергея Борисовича не покидало чувство, будто они живут так, словно идут по тонкому льду, и это неожиданным образом уравновесило смятение опального существования.

Первый приступ у Федора случился внезапно, когда дома была одна Вера, и это повергло ее в шок. Но не сам вид, когда мальчика корежит в припадке – с этим она справилась довольно хладнокровно, поскольку была проинструктирована доктором; потрясла мысль, что еще не родившийся ребенок может тоже оказаться больным, а Вера ходила уже на пятом месяце. Вместе с появлением в доме Федора она принялась читать медицинскую литературу и где-то нашла указание, будто эпилепсия чаще всего передается по наследству. Беременность и так несколько изменила ее характер, тут же она оказалась на грани депрессии и не поддавалась ни на какие уверения, что в роду Сергея Борисовича никто не страдал падучей.

Назвать же истинную причину, которая бы лишь усугубила состояние мнительной, обостренно чувствующей жены, он не мог: Вера знала лишь то, что Федор просто его внебрачный сын.

Короткое ощущения счастливой семейной жизни развеялось как дым...

По совету врачей на время беременности жены Федора пришлось поместить в специальный подмосковный пансионат. И тут началось хождение по мукам: Сергей Борисович стал приезжать к нему каждый день на несколько часов, и хотя сын не выглядел таким уж несчастным, однако он едва сдерживался от внезапно накатывающих слез. До этого времени он и не подозревал, насколько сильны в нем отцовские чувства и как трудно сладить с этими взрывными приступами, когда, глядя уже не на ребенка – отрока, хочется схватить его, прижать к себе и целовать руки; как ноет сердце и переворачивается душа, когда ты уезжаешь, а он, подавленный и сиротливый, остается среди чужих людей и долго еще машет тебе вслед.

А потом, вернувшись домой, ты ходишь все время с этим видением перед глазами и ждешь следующей встречи.

Вера видела его состояние, еще больше нервничала, ревновала к сыну и тем самым усиливала любовь к нему. Это был замкнутый круг, по которому Сергей Борисович метался несколько месяцев, и только роды несколько усмирили жену. Дочь родилась совершенно здоровой, но выветрить из головы Веры страх перед возможным проявлением болезни в будущем оказалось невозможно.

Все лето Федор пролежал в клинике, после которой вернулся заметно оживленным, снова пошел в обычную школу, но призрачные надежды лопнули вместе с припадками, которые начали повторяться еще чаще. А в это время закончилась опала, Сергея Борисовича вернули во власть, ставшую теперь в тягость. Однако появилась возможность отвезти сына на лечение сначала в Швейцарию, затем в США. И теперь Сергей Борисович при любой возможности мотался в эти страны раз в месяц или даже чаще. Однако перед лунной болезнью сдалась и зарубежная медицина, хотя два года лечения даром не прошли: Федор вернулся совсем взрослым, со знанием двух языков и подготовкой, которая позволила ему экстерном сдать экзамены за десятый класс. Надежды на половое созревание тоже не оправдались, и надо было, стиснув зубы, привыкнуть, смириться с этим наказанием.

И тут началось невероятное.

После очередной серии приступов Федора госпитализировали, и пока он лежал в клинике, Вера вдруг преобразилась и заговорила о том, о чем прежде и слышать не могла, – о втором ребенке. Дивясь этому, Сергей Борисович радовался про себя, боялся спугнуть замаячившее впереди, почти забытое былое их счастье и ни о чем не спрашивал. А тут перед самой выпиской сына из больницы его лечащий врач расписался в собственном бессилии и неожиданно посоветовал еще одно, совсем новое и последнее средство – отвезти Федора на всю весну в Оптину Пустынь, мол, пускай за него братия помолится, да и сам он сменит обстановку и отдохнет в монастырской тишине.

В связи с перестройкой даже у докторов менялось мировоззрение...