Игры с огнем. Книга 2

Тот ухмыльнулся, изобразив на гитаре что-то философское, отчего-то напоминающее по интонации “Что ж делать, такова жизнь”.

– “И сменится солнце коварным ненастьем…”? – повторила я последнюю записанную строчку.

– “Звон смеха затихнет вдали безответно, уйдет она тихо, осколками счастья” – почти пропел дракончик, подсказывая.

Краем глаза я заметила, как Гефар обменялся парой слов с одной из девушек-работниц, и та растворилась в толпе.

– “Твой путь заклеймит…”?

– “…своим росчерком резким”, – подсказал дракон. – “И кровью отплатит тебе за незнанье”…

– “И смерть ее станет твоим наказаньем”… – прошептала я.

На несколько мгновений воцарилась тишина, нарушаемая лишь шуршанием карандаша по бумаге. Потом Личи вдруг перегнулся через меня и ловко схватил за подол разносчицу почти у самой двери.

– Элочка, золотко! Далеко ли ты? Иди-ка сюда, – он осторожно, но безапелляционно привлек ее к себе и усадил на коленки, обняв за талию. Она растерянно метнула взгляд на хозяина. Нет, она не то чтобы была не рада такому положению, но в этот момент явно должна была делать что-то другое. Личи же тоже взглянул на трактирщика, в глазах его мелькнуло торжество.

– Что, Гефар? Не удалось?

Тот философски пожал плечами.

– Ты уже дописала? – Личи глянул на меня с легким нетерпением. – Ну давай. “Чтоб в небе не видели путь свой желанный…” А ты ступай, работай, – он отпустил девушку и та, сделав несколько несмелых шагов, обернулась. – Давай, я за тобой слежу.

Она со вздохом взглянула на Гефара и вернулась к своим обязанностям. Личи же взял гитару и начал наигрывать немного тревожный мотив.

– Не спи, не спи, беги, ускоряя шаг,

Гони наваждение прочь и не верь мечтам,

Когда распахнется над миром бескрайняя высота, – отчетливо деля на слоги, протянул он последнее слово.

– Не смей, не смей верить сладким ее речам.

На зов не иди, помни свой дом и путь.

Не дай, не дай ей заставить тебя свернуть.

Не рвись в небеса, на голос ее теней,

Ей не впервой таких срывать с цепей, – почти прошептал Личи отрывисто. И сменил игру на нежный перебор.

– Там в небесах лишь межзвездная пустота,

Ты долететь не успеешь, захочешь вернуться сюда.

Только, ты помнишь – спускаться всегда трудней.

Так и останешься тенью среди теней, – игра вновь стара бодрее и тревожнее.

– Будешь скулить и, глупо мечась в пустоте,

Плакать и видеть лишь горькие сны о земле.

И, в исступлении, не найдя на терпение сил

Метнешься назад, облака сшибая в пути.

Но, падая, крылья воздухом жженым спалишь…

Ты встретишься с ней. Но уже никогда не взлетишь, – доиграл он печальным перебором.

Люди похлопали, но такого оживления, как раньше, уже не было. Слушатели хотели бы что повеселее, но артиста, видимо, несло куда-то не туда.

– А дальше пойдет песня несчастного менестреля, потерявшего все в своей жизни…

– Личи, остановись! – Гефар попытался воззвать к его разуму и отобрать гитару. Но дракон был и выше, и сильнее, потому попросту не отдал. – Ну не надо тебе этого, я тебя не первый год знаю.

Дракончик отвернулся от хозяина, который, впрочем, уже махнул на него рукой, и начал наигрывать вступление.

– Солнышко, не надо, она грустная… – попросила Лани, но безуспешно.

В этот момент в помещение зашли Еванделина Шенлер с какой-то девушкой, по форме – работницей ресторана. Другая, не та, что была остановлена Личи. Но как и когда она умудрилась прошмыгнуть мимо нас, я решительно не знала.

– Все? Пошел в разнос? – уточнила Ева философски. – Личи, а может не надо?

Тот даже перестал играть.

– Ты все-таки?.. – он осуждающе взглянул на Гефара. Хозяин ухмыльнулся.

– А ты думал, я пошлю одну и у тебя на виду? Я же тоже не дурак.

– А-ах. Какой же ты все-таки гнусный человек, – с невеселой улыбкой проговорил Личи. – Я это запомню, в следующий раз черта с два ты меня так поймаешь… И это меня не остановит.

– Отец скоро будет здесь, – сообщила Ева.

Личи нахмурился.

– Вот и чудно, – бросил он прохладно. – Я как раз успею.

Он лирично провел по струнам и негромко, грустно запел.

– Ты одна меня поймешь, моя гитара,

Ты одна готова боль делить со мной,

Ты одна стерпеть готова гарь пожара

И заполнить мое сердце тишиной, – Личи медленно проводил по струнам, словно обрамляя пение нежным звуком аккордов.