Игры с призраком. Кон третий.

И ушел в кабинет. Сел за стол перед ПЭМ, обдумывая происходящее и открыв крышку, набрал "4 500". Щелкнул на поиск через зону фильтрации. Через минуту высыпало миллион объявлений, значений, но первым были те, что затребовали с компьютера Шерби от силы час назад: фрахт звездолета до Лефевра — три тысячи гало, партия мизидина и зарядники — тысяча двести гало. На что уйдут остальные триста, Кирилл примерно представил, тем более теперь, зная, что не клон, а настоящая королева находится под его опекой.

Мужчина долго смотрел на первую полосу отзыва: "фрахт звездолета до Лефевра:

Компания Райзи — вылет 18 в 7. 40 с 9 платформы центрального порта Аштар.

Частные перелеты «УПАТ» — вылет 17 в 20. 18 с 5 платформы порта Мидон.

"Тогма и сын" — вылет возможен в любое назначенное клиентом время. За бронирование изымается налог в 2 % от суммы и берется предоплата за время ожидания вылета.

Правильно ли решила Анжина?

Да. И нет.

Но ему ее судить, не ему переубеждать. Многого ему не понять и не принять, как не изменить. Потому не судить, не вдаваться в подробности смысла нет, но и отпустить, потерять, оставить без присмотра, он ее не сможет.

Кирилл нажал на "Тогма и сын". Потом связался с Уинслоу и Лацисом, и ткнулся лбом в столешницу, накрыв голову ладонями. До него, наконец, четко и ясно дошло, что он выхаживал не клон, а настоящую Анжину. И стало страшно до холодного пота: чтобы было, если бы он прошел мимо, если бы не возмутился, не пошел наперекор королю, его фаворитам, Косте. Что будет дальше? Безумие оставаться, но еще большее безумие в ее состоянии куда-то лететь. Сказать Ричарду?…

Нет! Никогда! Не потому что жалко его, не потому что понимает, что с ним станется, узнай он правду, пойми, кого превратил в инвалида, кого чуть не убил, а потому что в душе Шерби был лишь мрак обиды и ярости на него. Съедающая ненависть, толика злорадства и безумная идея, паршивая, если вдуматься, но греющая сердце и душу — от Анжины отказались, теперь только он будет рядом, только он сможет помочь ей, только он спасет и сбережет. Ричард не достоин ее, не услышал, не понял, ослеп от ярости и горя. Его право, его дело. Кириллу не станет печалиться о нем, у него другая забота, более важная — Анжина. Он вытащит ее и никому не отдаст. С ним она больше никогда не узнает горя и предательства.

На глазах мужчины выступили слезы ненависти к миру и любви к единственной женщине, ради которой стоит жить. Он был благодарен судьбе, что она сберегла ее, дала ему шанс, не остановил тогда, а толкнула к ней. Наконец они будут вместе. Неважно где и как — важно, что вместе, важно, что Анжина жива и рядом с ним. ерби что понимает, что с ним станется узнай он правду, пойми кого превратил в индали

Ночь и темнота в спальне заставили ее подумать о слепоте, при которой ей нужно будет как-то жить, самостоятельно двигаться, защищаться, помогать другим. Мудрецы — хефесы и на такой случай в жизни выдавали советы, Анжина помнила их и знала что делать. Он прислушалась к дыханию Кирилла, поняла что он спит и выскользнув из постели, прихватила одежду, тихонько вышла из комнаты.

Начинающийся приступ лихорадки ее не пугал — пугала надвигающаяся беспомощность. Охватывал озноб ужаса от осознания, что она будет инвалидкой, пленницей в собственном доме, и тот кого она любит ни смотря ни на что, будет видеть ее такой, возможно… смеяться?

Нет, и еще раз — нет! Ричард не сможет так поступить.

Но тогда почему?

Этот вопрос снедал Анжину день за днем, и она мучилась в отгадке, как птица в клетке, не находя выхода.

Если бы встретить его, спросить, поговорить нормально.

На что она еще надеется?

Отчего ослепла и оглохла? Почему все еще на что-то надеется?

Что с ней происходит?

Женщина брела по замку, забыв, куда шла, зачем. Она уже не искала зал для тренировок — она искала Ричарда, вновь и вновь надеясь увидеть его, надеясь, что он услышит ее, объяснит хоть грамм происходящего. Лихорадка уже мутила разум и сотрясала тело, но Анжина шла, ведомая целью — Ричард, как наваждение, как бред. Единственная нить, что связывала ее с этим миром, выскальзывала из рук, и было до одури страшно не удержать ее.

Наверное, нельзя так любить, но разве сердцу прикажешь, разве душе укажешь?

Там они все еще были вместе, все еще любили друг друга, растили детей, смотрели в будущее — вместе. И была нежность, было понимание, было слияние душ, когда ясен и понятен каждый взгляд, каждый жест, и не нужно слов.

— Ричард…

Он стоял в коридоре и смотрел на нее то ли явь, то ли сон, то ли бред, то ли реальность.

— Ричард, — выдохнула и поняла, что сейчас упадет — прислонилась к стене, стараясь устоять на ногах.

Он смотрел на клон и не мог сдвинуться с места. Его постоянно тянуло в это крыло — к ней, как не больно, стыдно и отвратительно было признаться. Он презирал ее, ненавидел всем сердцем… и хотел видеть, слышать, хоть так касаться той, что ушла, забрав с собой смысл жизни. И ничего больше не было — осколки памяти, в которых искривленные временем картины былого счастья. Которое, он не удержал, не защитил и не спас.