— Беги, сказала! А ну! — поддалась к мальчику, подгоняя. Того сдуло к брату.
— Нежан!! — закричал Трувояр, увидев постреленка, рванул навстречу, подхватил на руки. — Жив, жив!!
Халена рассмеялась, искренне радуясь за братьев. И все ж радость радостью, а пора и рутиной заняться. Скинула куртку, морщась от боли, посмотрела на свет: неслабая прореха. Значит и на спине рана немаленькая. Да ничего, заживет.
— А ты Халена, да? — раздался детский шепот из-за ее спины.
— Ну? — насторожилась.
— Воительница, да?
— Дружник князя Мирослава.
— Ты вправду богиня?
— Нет.
— А бают, да.
— А тебя, бают, Лукерьей зовут.
— А вот и неправда твоя! — вылез из зазора меж бревен мальчик лет десяти. — Михеем меня маманя кличет, а други Миха.
— Красивое имя. А скажи Михей-свет, уж не ведаю вашего отчества, отрок, водицы да тряпицы не найдете ли?
Мальчик кивнул с улыбкой и опять скрылся за бревном. Девушка хмыкнула: дети везде и во все времена одинаковы.
Вскоре мальчик принес кувшин да тряпицу. Халена с жадностью выпила половину воды, на себя часть вылила, прямо на макушку, что солнце нагрело.
— Хорошо, — обтерла лицо. Смочила ветошь и давай меч чистить. А мальчик, открыв рот, рядом на корточки присел, пытливо то на девушку, то на ее оружие поглядывая.
— Знатный клинок, — заметил с достоинством и знанием оружия. — И рубилась ты знатно.
— А ты видел?
— А тож? Мы вона с другами лестницу приставили и ну, в аспидов каменюками кидать. Я одного точно зашиб, — выдал гордо.
— Где сейчас твои друзья?
— Лютика маманя в подмогу зазвала. Домина у них погорела малость.
— А твой дом?
— А чего ему? Стоит. Сеструха с маманей знахарят, Костяй коней пристраивает.
— Угу, — кивнула Халена. Последнее пятнышко оттерла с лезвия, придирчиво клинок оглядела и встала, поморщившись: болит плечо.
Посмотрела вокруг и нахмурилась: мужики Полянские на оглобли степняков скидывали и к лесу отвозили. Да не то ей не понравилось, а что тех, кто ранен, добивали. Миряне ночью тоже не щавель собирали, а по утру безоружных убивать и не мыслили.
— Не сметь! — подлетела к мужчине в узорчатой рубахе и своим `Громом' его меч остановила. Зависли клинки над лицом молодого степняка. Тот за грудь держался, с ужасом на них взирая.
Мужчина оттолкнул Халену и развернулся, приготовившись напасть, да увидев, кто перед ним, замер. Девушка же драться не собиралась, оперлась на меч, презрительно оглядывая вояку: ладный, ничего не скажешь — волос пышный, каштановый, глаза что у оленя, взгляд острый, внимательный, на симпатичном лице, на правой скуле шрам, над губой усы топорщатся.
— Дальше что? — кивнула на выставленный клинок. — Порубишь?
Мужчина прищурился, губу пожевал и меч опустил:
— Никак сама Халена-воительница?
— Ничего себе у вас почта работает. Я тебя знать не знаю, а меня, смотрю, уже каждый дуб в округе в лицо признает.
Мужчина голову набок склонил, щуря глаза. Видимо так мыслительный процесс в его голове проходил быстрее. Дошло, плечи расправил, взгляд отводя:
— Борзо ты речешь, воительница. Не по годам дерзка. Я князь Малик.
— Приятно познакомиться, — хмыкнула.
— Почто за супостата встала?
— Он ранен, а раненых добивать последнее дело.
— Да знаешь ли ты, что они на нашей земле учинили?! — взвился князь.
— Осади. Знаю. Только мы — не они. Хочешь вровень с ними встать?
Малик прищурился, пожевал губу и вздохнул:
— Ай, хитра ты… Что ж мне посеченных ворогов в терема несть да брагой потчевать?
— Перевяжи да отпусти с миром. Пусть разницу знают меж честным воином и вором.
Мужчина головой качнул, задумчиво поглядывая на тела убитых:
— Знаешь ли ты, сколько полегло? — почти прошептал севшим голосом. — Почитай и трети от рода не наберется. Под корень рубили: деток, женок… Ладно, будь по-твоему, пущай живет этот.
— А другие?
Спросила да ответа не услышала — рев побратима весь диалог испортил:
— Халена?!! Халена!!… - что медведь в брачный период орал Гневомир, бодро шагая по полю.
Девушка, застонав, закатила глаза: ой, нянюшка!
— От ты где! — рявкнул нависнув, развернул оглядывая.
— Отстань! — обозлилась девушка, морщась — задел рану лапищей медведь.
— Посекли! — ахнул и князя, наконец, заметил, поклонился и почти ровным степенным тоном произнес. — Здрав будь, княже, на долгие годы.
— А и тебе не хворать, Гневомир, знатный муж Мирослава воинства, — чуть качнул кудрями в ответ Малик. На врага уставился. — Никак приглядом за воительницей поставлен? Веди-ка ее, голубушку, во двор. Гостями будьте дорогими, великими. Бабы снедь сбирают на столы — чем богаты.
— Угу, — все понял Гневомир. Халену в охапку хвать и за тын.
— Отцепись! — рявкнула та ему в ухо.
— Слышь, что воительница говорит, пусти, — преградил дорогу Миролюб, встал у пролома как вкопанный, уставился на побратима, с ленцой кадык почесывая.
Гневомир такой наглости от сотоварища не ожидал и растерялся, выпустил брыкающуюся девушку.
— У-у-у!! — погрозила та ему кулаком и к бочкам пошла. Нырнула по пояс, смывая пыль, грязь, пот и кровь. — Уф-ф! Хорошо!