Игры с судьбой. Книга третья

Задержавшись у высокого окна, Да-Деган посмотрел на сад, дрожавший под ударами долгого сильного ливня, на рябь воды в темных ночных прудах.

Под каплями дождя оживали лица и фигуры статуй. Казалось — сорвутся с постаментов, сбегут при следующем же ударе грома, пока он щурится от яркой вспышки молнии, исчезнут, словно и не бывало, и что увидит он тот голый двор, с, проросшей меж расколотыми плитами, травой, полными зловонной ряски, прудами. И что все это великолепие, только ложь, только морок.

Вздохнув, Да-Деган посмотрел на свет в окнах Рейнара. Усмехнувшись, передернул плечами. Не спал мальчишка, ночь превратив в день, но пойти к нему было столь же немыслимо, как босиком пробежаться по лужам. Знал, не один сумерничает бесенок. Не хотел мешать, быть лишним.

Но все сильнее грызло одиночество. Все сильнее рвалась на волю душа.

Закусив губу, Да-Деган отвернулся от окна и невольно вздрогнул.

Давно должен был привыкнуть к бесшумности шага воина, но обычно предупреждало чутье. А тут, вот он, в двух шагах за спиной, стоит в тени, и сам словно тень — невысокий, темноволосый, будто сын самой ночи.

— Мир тебе, — прошелестел голос, сбрасывая маски, словно светом наполняя дом. Таганага! Давно, однако ж не виделись.

— Мир тебе, Таганага, — отозвался невесело. — По что пришел? Напоминать об уговоре? Так помню я, помню.

— Я о другом, — отозвался воин внезапно. Сверкнул в темноте янтарь бедовых глаз.

И снова усмешка тронула губы. Сколько считал воина злейшим своим врагом? Сколько раз смотрел в эти янтарные глаза, не видя ни искорок симпатии, ни невольного уважения. Да и кто другой мог поддаться бы на уговоры Шеби? Кто мог позволить бежать с Эрмэ? Не одному бежать…. А ведь тогда для него и это осталось тайной. Глупый, и он еще удивлялся, что увидев живым, не выдал его воин Императору и Локите, не предал смерти.

Кто виноват, что этот воин больше предан ему, чем своему господину, умеющему из камня выжимать сок? Отчего так случилось? Разве сейчас это узнать? Так и окажется тайной, пока, быть, может, грядущее не откроет ему тайн прошлого. Но все так же верен. И этой верности ему не постичь.

— Проходи, — проговорил Да-Деган, — поговорим.

Откупорена бутылка лучшего вина. Не огонь, малиновые угли сдержанно мерцают в зеве камина, лишь самую малость разгоняя тьму, отодвигая ночь.

В кресле напротив похожий на ежика, на мальчишку, устроился воин. Странная улыбка блуждает по лицу. Легкая и немного грустная.

И в первый раз не отказался от вина. Пригубил, отставив бокал. Подняв взгляд, смотрел в лицо.

— И что она в тебе нашла? — выдохнул воин, потревожив тишину.

— Что?

— Я говорю, что она в тебе нашла, Аретт? Мужик, как мужик. Руки, ноги, голова. Такой же как все. Я видел и красивее.

— Ты о ком?

— О Фориэ, — тихо прошелестел голос, выпуская чужое имя. Промолчав, Таганага добавил, — И о Шеби. О всех девчонках, которые босиком по углям готовы были бежать к тебе, бежать за тобой. Чем ты их брал? А… Шайтан его знает.

Махнув рукой, Таганага впился зубами в первый, попавшийся под руку фрукт, и замолчал.

Молчал и Да-Деган, позволяя спокойно, словно легчайшему шелку сквозь пальцы, струиться тишине.

— Ты ее любишь, — проговорил Аретт внезапно. — Ты любишь Шеби, верно?

— Какая разница? — выдохнул воин. — Ведь она любит тебя, Ареттар. Тебя, а не меня. Если б она не была такой тихой и покорной, если б ее брат не стал Императором, да если б хоть нелегкая не занесла тебя на Эрмэ за сыном, она могла б любить меня, быть моей. Но она встретила тебя, и у меня не осталось ни единого шанса. Сначала я хотел свернуть тебе шею, надеясь, что не будет тебя, так не станет и проблем, но…. Шеби не из тех, у кого с глаз долой из сердца вон. К счастью, я вовремя это понял, как и то, что моя любовь, это моя карма. А мучить ее…. Я все эти годы, как прошел слух о гибели певца уговаривал ее надеяться и верить.

Замолчав, воин отвел горящий, нестерпимо жаркий взгляд от лица собеседника. Губы его кривились. Махнув рукой, эрмиец встал и бесшумно прошел по комнате.

Глядя на его невысокую, крепкую фигуру Да-Деган отмечал силу в каждом движении, грацию дикого, вольного зверя, не знавшего никогда оков, уверенность в себе, отражавшуюся в гордой посадке головы и развороте плеч.

Вольно или невольно, но Таганага вызывал уважение у людей, хоть немного знакомых с ним. Отчасти это уважение было вызвано физическим превосходством. Отчасти же….

Отчего-то сравнив себя с эрмийцем, Да-Деган не сумел удержать румянец стыда, проступивший на щеках. Хотелось отвести взгляд, ускользнуть в тень, лишь бы больше не сравнивать.

— Аретт, — проговорил Таганага неожиданно. — Если ты заставишь Шеби страдать, я тебя убью. Понимаешь?

— Тебе придется тогда убить и себя…

— Знаю, — тихо отозвался воин, — потому и завел о том речь. А оставить ее в мире одну, без защиты я не посмею. Так что….

— Переродиться я не сумею, — откликнулся лигиец, пытаясь угадать выражение лица воина, скрытое мраком. Замолчав, прикусил губу, прежде чем тихо добавить. — Если не доверяешь, убивай сейчас. Потом будет поздно.