Игры с судьбой. Книга вторая

И нет ответа. Вместо него — молчание, только горят черные глаза Анамгимара Эльяна, словно желают испепелить трон и подобравшегося так близко к Хозяину Эрмэ высокого светловолосого человека в белоснежных, блистающих, словно морозный узор под солнцем, шелках.

Встал Император, выпрямившись, смотрел с высоты, словно на букашку на оплошавшего слугу.

— У меня украли камни.

Тихо звучит оправдание. Знает Анамгимар, что без толку пытаться разжалобить того, у кого сердца нет.

— Мне дела нет! Но ты обещал их принести!

Низок поклон пирата, раболепны жесты. А взгляд, как у лисы, попавшей в капкан.

— У меня их нет. Последний раз камни видели на Раст-Танхам, в руках Ареттара. Я видел. Многие видели.

Тих вздох Императора, но опасно сверкнули бархатно — синие очи Локиты.

— Ложь, — мягок голос Хозяйки. Сладок, как мед, топит волю, как муху. — Певец мертв. Пятьдесят лет, как мертв. А мертвые, всем известно, не воскресают.

Дрожь прошла по толпе, вытолкнули чужие руки, как последний козырь, высокого, сильного, словно вековой дуб, человека.

Скользил взгляд по знакомой фигуре, и как через ледяную корку — неспешно, приходило узнавание. А не узнать было нельзя. И этот дерзкий взгляд, полный презрения, и гордость, которую не укротили кандалы. Хаттами!

Вскочить бы, устроить черте что, разбить реальность в осколки! Но вместо того даже не сметь закусить губы. И если б знал, если б только мог предположить какой фортель выкинет судьба, отрекся б, отказался б от безрассудного своего и желанного, самого сладкого в чреде недавно канувших дней. Если б только знал как — отмотал бы время назад. Не должно было быть этого! Не должно!!!

Горечью жгло знание. Знал — раз стоит контрабандист здесь, у черного трона — не вернется назад. Что хочешь делай, хоть пой, хоть кричи, хоть волчком вертись! Нет прощения Анамгимару, но и для Хаттами его нет.

— Скажи! — голос Анамгимара сорвался на крик, — скажи! Мертвым ли ты его видел?! Скажи! Было ведь?! Пел!!!!

Усмешка раздвинула губы Хаттами. Вскочил на ноги, презрев условности, смотрел на Императора снизу вверх, а казалось — свысока.

— Ну, было… — раздвинул раскатистый голос стены и своды, такой яркой, словно огонек в ночи, насмешкой. — Пел он. Да как пел, Хозяйка! Анамгимар и тот плакал. Половина Аято видела эти слезы!

Побледнело лицо Локиты. Не белоснежным теплым фарфором казалось оно теперь, а хрупким кружевным льдом, сквозь который чернеет стылая вода полыньи.

— Ложь!

Воспарил голос, да сорвавшись, опал вниз, с тихим шуршанием последней листвы.

— Ну, это, как Вам будет любо!

— Найдешь его, привезешь назад — помилую, — мягок голос Императора. Вкрадчив. Так и хочется поверить в искренность интонаций, в это неподдельное волнение, что заставляет вибрировать каждый нерв, каждую клеточку тела. — Милостью осыплю. Ну?

Тишина.

Слышно даже дыхание.

Слышно как переминается некто неопознанный с ноги на ногу.

Каждый миг — как ломкий хрусталь. Каждая секунда как шаг по полу, утыканному лезвиями мечей. И кажется, оставляют секунды следы. Алые от крови следы. И готова спуститься на мир пелена. И впору жалеть, что нет в руках веера с надежным быстрым ядом, пропитавшим каркас.

Перебирают ледяные пальчики Фортуны его виски. Замораживают биение сердца. Не был бы сед — поседел бы в эти недолгие пять — десять секунд!

Бесценный дар — жизнь! Бесценный и сладкий!

И словно катится время вспять. Детство, юность… былое….

И предательская, неверная мысль. Что б найти Певца, что бы выдать, даже не нужно куда-то идти. Стоит только указать на него взглядом, обозначить коротким словом.

Не был бы сед, щедро б украсила седина виски, морозным узором страха. Не был бы так ошеломлен — сам бы выдал себя.

Но красноречив и совсем о другом говорит тяжкий вздох Хаттами, сорвавшийся с верных губ.

— Не для того я увез его из проклятого твоего города, что б искать по всему свету, дабы предать! Спасибо за предложение, Хозяин, но я, пожалуй, откажусь.

— Подумай! — настойчив тон, сладок голос.

А в ответ — фигура, сложенная из трех пальцев, хмельной кураж, издевательский смех.

— Накось, выкуси!

Уж на что был сам безрассуден, да только мурашки щипали кожу от чужого огненного куража.

Бешенство ударило в голову Хозяина, накрыло черным дурманом, топило волю, топило сознание, словно слепого щенка крутя и вертя в чудовищном водовороте.

Жуть исходила от невысокой фигуры Хозяина Эрмэ. Ничем не объяснимое колдовство сминало волю, словно пустой фантик.

— Найдешь!

— Ни за что….

Взрывался мозг изнутри, мягкой слизью тек вниз, по горлу, по венам.

Схватившись за голову, упав на колени, клонился к земле Хаттами.

Смерть, жизнь… красная кровь на мраморе пола, безвольное тело…

Тих шепот Локиты, тих и ядовит, и сочит сквозь алую пелену, проясняя сознание.

— Зачем ты его убил? Отдал бы мне, я б правду из него по капельке выдоила! Из-под ногтей бы выдавила, из сердца выжала! Голову б затуманила. Что проку с мертвого тела?! Оно не скажет, оно ничего не найдет. Повелся! Разозлился! Идиот!!!

И вновь, все сминающим ударом силы железного кулака.

— Ты забываешься, Локита! Лучше помолчи!