Притянуть бы к себе. Успокоить бы, только боязно. Как кормить с ладоней хищника, способного оттяпать полруки? Только покачать головой, спросить.
— Вы наткнулись на войска?
— Нет, — холодный ответ, сухой, как треснувшая под ногой в тихой чащобе ветка. — С этим, как раз, порядок.
— Что же тогда? Недостаточно провианта? Денег? С этим проблем не будет.
Положив руку на плечо, заглянуть в глаза. Илант сбросил руку, ответил долгим взглядом. Усмешка раздвинула губы.
— У нас, — проговорил юноша с нажимом, — все в порядке. А вот ты, видимо, не знаешь, что творится в этом доме!
— Что творится в этом доме? — спросить, опешивши, устало, словно во сне отмечая детали — огонь, бьющийся в камине, тихий перестук древних часов, тени бродящие под потолком…. — Кто-то кого-то убил? Успокойся, Илант… и крыша цела и стены не рухнут нам на голову…. Все остальное поправимо.
— Издеваешься, да?
Вздохнув, отойти, обхватив озябшие плечи. Снова резанул по обнаженным нервам звук. Словно призрак гулял по дому, царапая нервы, тревожа.
— Я не понимаю тебя, Илант…. Ты устал. Отдохни. Какие сутки без сна? Вот и Рэй заметил, что ты куда — то таскаешься. Покуда я могу списать все на визиты к вдовушками и свободным девицам. Но лучше б ты и правда завел зазнобу, чем якшаться с повстанцами. Я боюсь за тебя….
Резанул по натянутым нервам смех. Опустившись в кресло, Илант рассмеялся, запрокинув голову. Вытянув ноги к огню, барабанил по столу пальцами. Попали в руки мальчишке четки, поймал, мял бесцельно, словно испытывал крепость шелковых нитей.
— Рэй! Ах, этот душка Рэй! За него волноваться не приходится, да? Сидит дома? Как сыч? Как филин?
— Что ты имеешь против Рейнара?
И вновь ответом усмешка. Только четки полетели в дальний угол, с шумом упав на пол.
— Что у вас произошло? — спросил Да-Деган устало. — Вы поругались?
— Нет. И причин ругаться, у меня с ним, нет.
— Есть единственная версия. Ты сошел с ума….
— Нет, к несчастью. Да и брата у меня больше нет, Дагги! Мир с ума сошел! И ты, и он! В преисподнюю вас! В Эреб!
Вскочил на ноги — дерзость, сила, порыв, вылетел из комнаты вихрем, только шум шагов оставив напоминанием, да вскоре затихли и шаги.
Осторожно ступая по коврам пройти по комнате, подняв ни в чем неповинный попавший под руку жемчуг, вновь уловив далекий вскрик аволы.
Нет, не мнилось. Нет, не грезилось. Ласкала струны чья-то умелая рука. А вслед далекому звуку рвалась и его душа.
Где-то в доме, недалече, но и не близко, пела авола о любви. И замирало сердце, внезапно начав пропускать удары.
Казалось бы отдал — жизнь саму отдал за право петь и любить. За полет, за надежду и мечту. За сияние глаз, в котором лишь одна…. Она одна….
Как наваждение гнать от себя память. Как наваждение отрывать от себя по кусочкам… вихри волос, нежный овал лица, любовь в глазах цвета полуденной сини.
Разбередила авола душу, потянула. Позвала. Как пели струны! Как манили переборы!
Слезы… подступили к глазам, побежали по лицу… как было не узнать? Авола пела, звала… его авола.
Дрогнули пальцы, словно нечаянно коснулся пламени. Поджались губы.
Тихо, неслышно ступал, ища звук, следуя зову. Как мог забыть? Отчего, вырвавшись с Эрмэ, бросил ее в доме, отказавшись? Почему не унес с собой, сделав тайной? Оттого ль наказал сереброструнную, что была ему верна? Что невмоготу было смотреть и помнить, как там на Эрмэ, сам голос ее утешал, унимая усталость, вселяя надежду?
Прислонившись к стене, закусил губу. Пела авола. Тихо-тихо, совсем негромко, словно не желая тревожить ночную темноту. Вторя голосу аволы, пел человек, голос его неуверенный, негромкий, порою срывался, дрожа…
Но колдовала ночь, и вторил голосу стук капель по стеклам….
Как часто я единство ощущаю
В молчании сильнее, чем в словах.
Лишь волосы твои перебираю,
Как чётки. Затихают на губах
Пустые фразы. Тихою лампадой
Затеплится молитва — не спеши
Просить о большем. Разве не награда,
Когда одной душою две души
Становятся? Когда два сердца сшиты
Единой нитью? Не о чем просить.
Любовью лишь наполнены молитвы,
И страха нет. Не смогут разлучить
Двоих — ни здесь, ни даже там — за гранью…
Познать, однажды, было мне дано
Простую истину. С тех пор я твёрдо знаю —
Не разлучают то, что есть — одно…
И в унисон: и лёгкое дыханье,
И стук сердец, и зарожденье грёз…
Перебираю пальцами в молчанье,
Как чётки, пряди шёлковых волос…
И голос был знаком, и интонации, и легкий благоприобретенный акцент. Странным было слышать этот голос в ночной тишине, да под крышею своего дома.
Покачать головою, вслушиваясь и узнав. Голос Хэлдара будил ночь, изгоняя покой, будоража душу.
И только улыбнуться, не спеша вдруг больше никуда. Остановившись, словно легкие домашние туфли вдруг оказались налиты свинцом…. Не ему пелись эти песни, но внезапно и вдруг стало понятным все…. И ожидание Рэя, недомолвки, злость и запал Иланта.
Только одно оставалось непонятным — как же быть, что же делать ему самому?
Смолкла авола, но не смолкли голоса. И звучал под сводами дома такой счастливый, словно исполнились все мечты, смех Рейнара.
— Спой еще мне. Спой, Хэл…. Ты так редко поешь….