— Я не знаю. Это будет, как будто… я никогда не думала об этом раньше, никогда не осознавала, что мой дом может постигнуть такая участь… — Она сглотнула, — Я полагаю… я думаю, что там будет Джоэл, запертый на всю оставшуюся жизнь внутри машины… а вот Джоэл во плоти, умирающий ужасной смертью или навсегда оставленный на необитаемой планете.
Наступило молчание, после чего он, помедлив, ответил:
— А почему бы вместо этого не подумать, что это — Джоэл, который рад рискнуть и получить за это награду, — он отпустил ее и сделал жест, указывая на небо, — ради того, чтобы попасть туда?
Она закусила губу.
— Он готов даже оставить свою жену.
— Я надеялся, что и ты сможешь поступить так же.
— Нет, я не выдержу этого. Я слишком… земная. Все это мне слишком дорого.
— Ты что же думаешь, что мне нет до этого дела? Или что мне нет дела до тебя? — Он привлек ее к себе.
Они были совсем одни. На траве над прибрежной полосой, они предались любви…
— В конце концов, — сказал он немного погодя, — этот вопрос не встанет так серьезно еще годы и годы.
«Я не приду в себя быстро. Невозможно просто так запихнуть человеческую жизнь в новое тело». Это была первая реальная мысль, которая возникла у меня, когда я выплывал из бездны, где эхом отдавались голоса, а потом медленно появился свет, образы, целые сцены: мое прикосновение к панели управления; отец, поднимающий меня и сажающий к себе на плечо, которое было так высоко, как будто паришь в небе; листья, плавающие в коричневой луже; волосы Мэри, щекочущие мой нос; мальчишка, стоящий на голове в школьном дворе; старт ракеты, звук и свет, которой потряс меня до мозга костей; мама, дающая мне свежевыпеченное имбирное печенье; мама, лежащая мертвой, и ее незнакомое лицо; и Мэри, держащая меня крепко за руку, Мэри, Мэри, Мэри.
Нет, это не ее голос, это голос другой женщины, чей же? А, да, Корины! И меня коснулись рукой и обняли гораздо нежнее, чем я мог ожидать. Я пришел в полное сознание в свободном полете в руках робота.
— Джоэл, — пробормотала она, — Добро пожаловать!
Меня как будто ударили. Не важно, как медленно происходило мое пробуждение: все равно это было неожиданным. Я принял анестетики, прежде чем меня отправили под сканер, я упал в головокружительную бездну сна, и вот
— О Господи, — говорю я. — Наконец-то это произошло!
Это я. Я — единственный Джоэл! Точно, Джоэл, а не кто-нибудь другой.
Я внимательное осмотрел все свое обнаженное тело и понял, что это не может быть правдой. Шрамы, брюшко, седые волосы кое-где на груди пропали. Я — привлекательный, двадцатилетний, хотя мне уже полвека. Мне не хватает воздуха.
— Успокойся, — говорит Корина.
И корабль говорит моим голосом:
— Эй, там! Проще смотри на все это. Тебе придется пройти еще долгий курс лечения и тренировок, пока ты будешь готов к действиям.
— Где мы? — вырвалось у меня.
— Сигма Дракона, — сказала Корина, — На орбите вокруг самой изумительной планеты — с разумной жизнью, дружественной, а ее красоты просто невозможно описать словами, «красота» — слишком невыразительное название для этого…
— Как дела дома? — прервал я ее, — Я хочу сказать, как там все было, когда ты… мы… отправились в полет?
— Вы с Мэри становитесь все ближе, тебе уже семьдесят лет, — ответила она. — И с детьми и внуками все хорошо.
Я ушел в лабораторию, понимая, что одно мое «я» выросло на Земле и уйдет в нее. Но этим «я» сейчас я не был.
Я не знал, как трудно это будет вынести.
Корина находилась всегда рядом. Для нее было привычно никогда не спешить сообщать последние новости, которые она знала о себе. Я думаю, ощущая собственную невесомость в ее руках, стараясь не закричать, что именно поэтому мое тело было запрограммировано первым. Ее тело справляется со всем этим лучше.
— Еще не поздно, — умоляла она его, — Я еще могу перерешить все по-твоему.
Седая голова Олафа сделала отрицательный жест.
— Нет. Сколько раз можно повторять?
— Больше не буду, — вздохнула она. — В течение месяца будет сделан выбор.
Он поднялся из своего кресла, подошел туда, где она сидела и провел своей большой натруженной рукой по ее щеке.
— Прости, — сказал он. — Очень мило с твоей стороны, что ты намереваешься взять меня с собой. Мне не хочется причинять тебе боль, — (Она могла представить свою натянутую улыбку.) — Но правда, почему ты так уж желаешь слышать мое ворчанье несколько тысячелетий?
— Потому что ты — Олаф, — ответила Корина.
Она тоже встала, подошла к окну и остановилась, смотря в него. Был зимний вечер. Снег лежал густым слоем на крышах старого города, шпили высились в тревожном блеске, на небе сияло несколько звезд. Мороз придал резкость грохоту проезжающего транспорта. Комната с ее теплом и маленькими сокровищами казалась, как в осаде.
Она продолжила: