Солнце, под названием планета номер восемьдесят два в созвездии Эридана, поднималось в бело-золотом сиянии над огромным синим краем планеты. Эта синева такая же глубокая, как океан при ветреной погоде, океан с его приливами и волнами, поднимающимися вверх… Корабль огибал планетную орбиту в направлении дня. Раскаленные облака возникали вместе с утренним светом. Позднее они водоворотом поднимутся к непорочному небу над землей, где лето и зима, штормы и тихая погода, леса, прерии, долины, холмы и вершины, реки, моря, стада за стадами, которые кормит этот мир, — их родоначальник.
Корина и Джоэл наблюдали за этим в течение часа бок о бок и рука в руке перед экраном, окруженные многочисленными механизмами. Робот и корабль хранили молчание. Вентиляторы овевали ветерком их обнаженную кожу, смешивая запахи мужчины и женщины. Часто их свободные руки ласкали друг друга или же они целовались, но они уже достаточно назанимались любовью, а теперь отдыхали.
Корабль снова попал в ночь. Напротив расцветали звезды, великолепные звезды, которые невозможно сосчитать. Она зашевелилась.
— Давай, — сказала она.
— Да, — ответил он.
— Вы можете подождать, — сказал корабль. Голос его необязательно должен был быть таким резким, но он даже и не подумал контролировать себя. — Еще несколько дней.
— Нет, — сказал мужчина. — Ничего хорошего из этого не получится, — видеть, как Корина умирает с голоду, потому что последняя еда кончилась. — Черт побери, это почти так же плохо, как свалиться отсюда вниз и наблюдать, как ее разум разлагается, пока ее тело портится и морщится.
— Ты прав, — покорно согласился корабль, — О Господи! Если бы мы только могли об этом подумать!
— Ты и не смог бы, дорогой, — сказал робот с умеренной нежностью. — Никто не мог этого предвидеть.
Женщина ласково провела рукой по переборке, как будто касалась мужчины и поцеловала металл.
Он содрогнулся.
— Пожалуйста, не нужно больше всего этого, ведь мы тысячу раз уже об этом говорили, — сказал он. — Просто прощай.
Робот заключил его в свои объятия. Женщина присоединилась к ним. Корабль знал, что они хотели, чтобы это было бы и его желанием тоже, и «Овечки могут спокойно пастись» огласило воздух.
Люди танцевали вместе.
— Я хочу сказать, — он подбирал слова, — я не переставал любить Мэри и скучать по ней, но я и тебя любил, Корина, и спасибо тебе за то, что ты была такой, какая ты есть. Мне бы хотелось, чтобы у меня нашлись лучшие слова, — закончил он.
— И не нужно, — ответила она и подала сигнал роботу.
Они едва почувствовали укол иглы. Когда они плыли, обнявшись в темноту, он сонно проговорил:
— Не горюйте слишком долго вы тут. И не бойтесь создавать еще жизни. Вселенная всегда будет удивлять нас.
— Да, — она слегка рассмеялась сквозь сон, который обволакивал ее. — Разве не такова воля Божья?
…Мы летели сквозь световые годы и столетия жизнь за жизнью, смерть за смертью. Космос — наш единственный дом. Земля стала более чужой нам, чем самая последняя комета с самой далекой звезды.
НО ДЛЯ ЗЕМЛИ МЫ ДАЛИ:
Разум победил бесконечность, в которой теперь находился целый мир, а в нем — существа, очень дорогие.
Знания естественных законов природы, посредством которых человек мог пересекать вечность в своем теле, которое дала ему мать, сократить годы полета от солнца к солнцу и незаселенным людьми планетам, которые они могли заселить так, чтобы их доброта простиралась на весь космос.
Знания законов природы, с помощью которых они смогут преодолеть случайные свои невзгоды — болезни, сумасшествия и возраст.
Искусство, историю, философию и веру, и то, о чем невозможно было мечтать на протяжении сотен поколений, и после всего этого — возрождение, которое не давало чувства, что они когда-либо были безвозвратно утеряны.
Из наших деяний возросло материальное благосостояние каждого, начиная от любого индивидуума и кончая всей нацией, живущей на Земле; кроме того — возрастающее спокойствие и мудрость, которой они научились от многогранной реальности. Всякий раз, когда мы возвращались, раздоры казались меньше и реже возникала ненависть к собратьям.
Но разве наша гордость за них обманывала нас? Они стали блестящей загадкой, которая вежливо нас приветствовала, но не доверяла нам больше и не держала нас против нашей воли. Хотя, в конце концов, ни один из нас не вернется никогда назад. Они больше не делали нам подобных. Нужны ли им наши дары? Нужны ли им мы — странники, которые могут измениться и больше не появляться?
Хорошо, мы сделали свое дело, и одно мы будем делать до конца. Двое в бесконечности и двое в мирах, мы одни помним тех, которые жили и которые умерли, и Олафа и Мэри.
Эпилог
I
Его имя было набором радиоимпульсов. Преобразованное в эквивалентные звуковые волны, оно представляло бы собой безобразный пронзительный птичий крик, и потому что он, как любое сознательное существо, был центром своей системы координат, давайте назовем его Нулем.