Игры сердца

– Но теперь я думаю, что шел не для этого. Или не поэтому. Нелька, да наплевать, для чего и почему!

Глаза его сверкнули. Счастьем они сверкнули – Нелька ясно увидела в его глазах счастье, и не могла она ошибиться.

Она наконец спустилась двумя ступеньками ниже. Даня посторонился, пропуская ее перед собой.

– Как твоя нога? – спросил он.

Так спросил, будто бы ногу она подвернула вчера. И она ответила так же просто:

– Совсем не болит. Ты ее вовремя в лед засунул. И перевязал тоже вовремя.

– Ты торопишься?

– Нет.

Они уже шли по Товарищескому переулку от института к Таганской площади.

– Я только сметаны собиралась купить, – зачем-то ляпнула Нелька. – Рядом, на Воронцовской улице. Там гастроном большой…

Она проговорила это по инерции – так колеса велосипеда еще несколько секунд продолжают крутиться, когда уже не крутятся педали.

– На площади Дзержинского тоже большой гастроном. Там гэбэшники еду покупают.

Даня произнес это и замолчал. Нелька не могла даже представить, что в его голосе может звучать робость. Но именно вопросительная робость в нем сейчас звучала. Площадь Дзержинского была совсем рядом с его домом.

– Я знаю. Сороковой гастроном. Можно и там сметану купить, – кивнула она.

Его лицо просияло.

У подъезда дома, мимо которого они шли, остановилось такси. Из машины выбралась женщина с маленькой девочкой и собачкой. Таксист достал из багажника чемоданы, поставил рядом с женщиной и снова сел за руль. Даня подошел к такси и открыл перед Нелькой заднюю дверцу. Она села. Он сел рядом и захлопнул дверцу.

– На Кирова, – сказал он водителю.

Кажется, водитель хотел что-то ответить – может, возмутиться, что пассажиры сели без его разрешения, – но поймал Данин взгляд в зеркальце и не сказал ничего.

Машина неслась сквозь асфальтовый летний жар быстро, как подводная лодка.

«Я же никогда не была на подводной лодке, – подумала Нелька. – Почему мне это в голову пришло?»

Но удивляться не приходилось, конечно. Ей не могло сейчас прийти в голову ни одной сколько-нибудь разумной или хотя бы просто связной мысли.

Даня держал ее руку в своей и легонько сжимал на поворотах дороги.

Когда они вышли из такси возле его дома, он не отпустил ее руку. Нелька подумала, что он боится, не убежит ли она, и фыркнула.

– Ты что смеешься?

Он посмотрел удивленно.

Ей казалось, что мир стоит на голове, взлетает то вверх, то вниз, ей было непонятно, где верх, где низ, а Даня еще мог задавать какие-то связные вопросы! Впрочем, от его голоса мир становился на ноги, делался твердым и ясным.

– Я от тебя не убегу, – ответила Нелька.

Он засмеялся и открыл перед нею дверь подъезда.

В квартире было тихо и как-то даже гулко, почему, Нелька не поняла.

– А твоя мама дома? – шепотом спросила она.

– Нет, – ответил Даня. – Она к сестре поехала, в Одессу. Попрощаться.

Нелька хотела было спросить, почему с сестрой надо прощаться, потом подумала, что не стоит об этом спрашивать – может, сестра эта умерла, – потом решила, что в таком случае Даня поехал бы вместе с мамой, а значит, можно все-таки спросить, только зачем?…

И ничего не успела она ни спросить, ни сказать.

Даня обнял ее и поцеловал. Просто обнял за плечи и просто поцеловал в губы. Но это оказалось так ошеломляюще, что Нелька чуть не потеряла сознание.

Ей показалось, что она не целовалась никогда в жизни. Она почти три года прожила с мужчиной, которому не то что поцелуи – постельная любовь требовалась каждый день, а то и не по одному разу. После того как она от этого мужчины ушла, в нее постоянно кто-нибудь бывал влюблен, и время от времени у нее случались романы, и, конечно, целоваться ей приходилось то и дело.

Но все то время, что длился их с Даней поцелуй, она точно знала, что не целовалась никогда в жизни.

Любовь касалась Нелькиных губ его губами. Весь он состоял из любви к ней, и губы тоже; не почувствовать этого было невозможно, и Нелька это чувствовала.

– Никогда себе не прощу! – сказал он, наконец отрываясь от ее губ.

– Что не простишь?

Голова у Нельки кружилась, перед глазами плыли не то облака, не то звезды.

– Что отпустил тебя тогда, вот что.

– Но ты же знал, что я тогда с Олегом…

– Да плевать мне было на Олега! И тогда, и сейчас. Он мне что, друг, брат? Я не потому, Неля…

– А почему?

Минуту назад, целуясь с Даней, Нелька и представить не могла, что сможет разговаривать с ним вот так вот – внятно, связно. Но теперь, когда они разговаривали, это получалось у них так же просто, как получалось целоваться.

– Я боялся тебе повредить, – сказал Даня.

– Как повредить? – не поняла она.

– Я тогда уже документы подал на выезд. Естественно, начались неприятности и разные неудобства. Ну, я и подумал: а тебе все это надо? Идиот!

– Мне все это все равно. – Нелька ничего не поняла из того, что он сказал, но невольно улыбнулась: очень уж расстроенный у него был вид. – Но почему же ты идиот?

– Потому что не надо было думать. На руках я тебя держал, себя не помнил – и думал, надо тебе это или не надо! На такое только клинический идиот и способен.