Игры скорпионов

— Прощаемся с его королевским высочеством и уходим, — шепнул Чарльз на ухо жене.

Молодожёны подошли к принцу-регенту, тот пожал герцогу руку и сообщил:

— Всё получилось просто великолепно, Гленорг, и раз теперь у вас есть молодая русская хозяйка, я думаю, что вы сможете дать для наших союзников большой приём, а ещё лучше — бал-маскарад. Через две недели, перед отъездом императора Александра. Что скажете?

— Конечно, ваше королевское высочество, — не моргнув глазом согласился герцог и попросил разрешения удалиться вместе с молодой супругой.

Чарльз обнял жену и повёл в спальню. Даже требование принца не испортило ему настроения, он был так счастлив и, когда Долли лукаво подмигнула, нежно ей улыбнулся.

— Ну что, подводим итоги нашего пари? — напомнила жена, и герцогу показалось, что в его сердце провернули нож.

Глава тридцать первая. Кровь и золото

Орлова всем сердцем любила Павловск, а уж дворцовый парк просто обожала. Он был хорош всегда. В серебристом инее — кружевной и бесконечно-белый — парк становился олицетворением русской зимы, а весной радовал душу многоцветьем красок. Однако больше всего фрейлина любила встречать здесь конец августа, когда ещё благоухали розы, но листва в аллеях уже пестрела золотом, а в излучине Славянки меж густой зелени проступали охра и пурпур. Как будто подслушав мысли Агаты Андреевны, судьба преподнесла ей подарок — возвращение в Павловск.

Императрица-мать наконец-то поверила, что война закончена, её сын освободил Европу от Наполеона и сама она теперь вправе сбросить с плеч тяжкую ношу неформального регентства. Безвылазно просидевшая в столице с конца двенадцатого года, Мария Федоровна вдруг вспомнила о своей любимой резиденции и засобиралась в Павловск.

— Мы тоже имеем право на отдых, — заявила она фрейлинам. — Ничего не случится, если мы вдруг решим провести остаток лета дома.

Надо ли говорить, что Агата Андреевна встретила это решение с радостью.

Вещи собрали быстро, и уже на следующий день императрица-мать вместе со своим маленьким двором отбыла в Павловск. Как рада была Орлова вновь войти в свою комнату с видом на Кентавровый мост. В конце концов, здесь прошла половина её жизни, и Агата Андреевна, как и императрица, тоже считала Павловск своим домом.

Сегодня дежурства у Орловой не было, и она отправилась гулять. Обошла все свои любимые уголки и добралась до одинокой скамьи, притаившейся на берегу реки в зарослях ивы. Агата Андреевна считала скамью заветной, ведь та стояла вдали от прогулочных дорожек. Направляясь сегодня в свой любимый уголок, Орлова вновь надеялась, что там её никто не потревожит. Ожидания не обманули. Фрейлина присела на скамью. Теперь можно было и поразмышлять.

Орлова достала из кармана два конверта и положила их себе на колени. Слева легло письмо барона Тальзита, а справа — благодарственная записка от князя Черкасского. Оба письма пришли одновременно, накануне отъезда из столицы. Барон Тальзит написал, что он полностью согласен с мнением Агаты Андреевны и уже отослал её письма опекунам своей крестницы, а полиции сообщил, что Илария жива. Закончил барон заявлением, что считает Островскую душевнобольной. Аргумент в пользу такого заключения Тальзит приводил своеобразный: обращал внимание на поведение Иларии во время допросов. У Островской сохранились повадки признанной красавицы, и это при том, что её обожжённое во время пожара лицо стало весьма отталкивающим.

«… Илария как будто не замечала своего уродства, — писал барон. — Я сначала подумал, что она не видит себя со стороны, и распорядился передать ей в камеру ручное зеркало, но в её поведении ничего не изменилось. Похоже, Островская видела лишь то, что хотела, а остальное просто отметала».

Замечание казалось разумным, однако сама фрейлина сомневалась в безумии Островской. Впрочем, может, Тальзит и прав: известно же, что в повседневной жизни безумцы бывают и хитры, и изворотливы, да и чутьё у них — звериное.

Агата Андреевна отложила письмо барона и развернула записку Черкасского. Князь Алексей благодарил фрейлину за помощь в деле, связанном с его сестрой и её подругой, и спрашивал мнение Орловой, есть ли у преступников возможность пробраться в Англию.

«Этого исключать нельзя, — признала Орлова. — Лаврентий вряд ли сунется в Министерство иностранных дел за выездным паспортом. Не станет же он просить документ на собственную фамилию, а уж на имя маклера Сидихина тем более».

Впрочем, в столичных городах можно было купить любые документы. Но такой путь все-таки выглядел рискованным. Пусть у Островского ещё остались деньги, и он сможет заплатить за паспорт убитого или ограбленного, но в министерстве-то должны проверять подобные вещи.

— Должны, конечно, — проворчала Агата Андреевна, — вот только делают ли?