Игры скучающих купидонов

— А-а-а! — закричала она, хватаясь руками за голову. — Любви нет!

— Любовь — это награда, — темноглазый ангел тронул золотой стрелой лоб Нинель и остановил хоровод страшных мыслей. — И ты получишь ее, если сделаешь все правильно.

— Что я должна сделать? Что?!

— Пелена подскажет, — мягко произнес второй ангел и… растаял в темноте.

Утром Нинель проснулась с сильной головной болью. Рядом на тумбочке стояла початая бутылка шампанского. Скинув с себя покрывало, хозяйка усадьбы поморщилась — фужер, в руках с которым она заснула, покатился и хлопнулся об пол с другой стороны кровати, разлетевшись на сотню мелких осколков.

«Надо меньше пить, — подумала Нинель и поплелась в ванную комнату. Рассматривая свое безупречное лицо в зеркале, она запоздало сообразила, что муж опять не ночевал дома. Его подушка не смята. — Тревожный звоночек. Интересно, что на этот раз придумает в свое оправдание?»

Как же сильно ей нужен был ребенок! Он — гарантия того, что Замков до конца своих дней не сможет отделаться от его матери.

— Ох! — острая боль прошила ее тело. Нинель согнулась пополам. — Что это?!

И тут же засмеялась, хотя на глазах навернулись слезы.

— Нет, это бред! Какая пелена, какие ангелы? Сон, это лишь страшный сон.

Но коленки предательски дрожали.

— Надо бы написать его жене, что я уже беременна, пусть позлится, — это была всего лишь проверка, но нестерпимая боль между лопатками заставила закусить губу.

Самое страшное, что боль уже не отпускала. Лежала огненным камешком на сердце. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Саша! — позвала Нинель, тяжело опираясь на перила лестницы, ведущей на первый этаж.

— Да? — глаза младшей сестры тревожно мерцали. Она стояла в школьной форме — в плиссированной юбочке и в жакете с эмблемой, и казалась такой юной, такой беззащитной…

«Как я могла так поступать с ней?» — невольно подумала Нинель и удивилась, почувствовав, что боль потихоньку унимается.

— Павел не звонил?

— Нет, — сестра отчего-то побледнела.

«Боится меня?»

— Хорошо, иди. Ты уже опаздываешь.

Мужа она нашла в кабинете. Он спал на диване, даже не раздевшись.

Нинель стояла над ним, прижимая дрожащие пальцы к губам.

Алексей выглядел плохо. Черные круги под глазами, щетина на дряблых щеках.

«А он похудел…»

— Нинель? — мужчина резко поднялся, но тут же привалился к спинке дивана. Видимо у него закружилась голова. — Что случилось? — Замков-старший устало потер лицо и только после этого заметил, что с его молодой женой не все в порядке. — Ты плачешь? У тебя что-то болит?

— Да, — она встала на колени и положила ладони на его руки. — У меня болит душа.

— Если ты беспокоишься обо мне, то не надо. Я сейчас умоюсь и опять буду как огурчик, — Замков даже попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой.

— Леша, ты прости меня за все…

— Нинель, ну чего ты… — он потянул ее за руки. — Вставай, ты простынешь. Я выключил в кабинете отопление.

— Леша, отпусти меня…

Он испуганно выпустил ее ладони, думая, что причинил боль.

— Отпусти меня совсем. Я… — Нинель выдохнула, — хочу уйти.

— Это из-за того, что я не могу подарить тебе ребенка? Ну, хочешь, я пойду к врачу. Говорят, сейчас медицина творит чудеса…

— Леша, — Нинель уже не могла не плакать, — ты хороший, очень хороший. И жена у тебя хорошая, я наговаривала на нее от зависти.

— Ты моя жена…

— Не надо. Я видела ее фотографии у тебя в телефоне. Ты еще любишь свою первую жену, хотя боишься в этом признаться. А я… я всего лишь увлечение… Затянувшееся увлечение… — Нинель встала. — Дай нам время собраться. Сашу нужно вернуть в родную школу. Мы поедем домой.

— Нинель…

Она шла, выпрямив спину, ни разу не оглянувшись. Только что с ее плеч упал тяжкий груз.

«Я начну все сначала, я начну все сначала…» — шептала Нинель, собирая вещи в чемодан. Она не брала с собой подарки и все то, что получила, живя в особняке, где она заняла чужое место. «Как лиса, которая выгнала зайца из его лубяной избушки».

Александра восприняла известие о разводе сестры с Алексеем Замковым спокойно, но возвращаться в родной город отказалась.

— Ты не переживай за меня, — говорила Саша, стоя на вокзальном перроне. Поезд уже подали. — С понедельника я пойду в школу-интернат для одаренных детей, документы уже там… Павел помог.

Из глаз Нинель опять потекли слезы.

Старшая сестра особенно много плакала в последнее время.

Но удивительное дело — слезы приносили ей облегчение. Словно с ними выходила вся та грязь, которую она успела накопить за свои неполные тридцать лет.

— А я устроюсь в ателье. Я же хороший дизайнер…

— Ты отличный дизайнер, сестра.

Они стояли обнявшись до тех пор, пока проводник не напомнил, что поезд отправляется.

* * *

«Как ты?» — пальцы Алексея Замкова дрожали, когда он набирал на телефоне эти два коротких слова.

В далекой Испании руки женщины тоже дрожали. Она даже не сразу сумела надеть очки.

«Хорошо».

И немного подумав, добавила:

«А ты?»

«Можно я приеду к тебе?»

Ответа ждать пришлось очень долго. Так долго, что Алексей уже отчаялся. Не простит…

«Можно. Я встречу тебя в аэропорту».

Замков-старший выдохнул. И посмотрел на небо, которое было закрыто плотным слоем снеговых облаков.