Игры в добро и зло. Часть первая. Реванш

Лику трясло, словно через неё пропустили слабый разряд тока. Смолин оказался в сотни тысяч раз красивее, нежели на фотографиях, а опасная близость к чуть ли не самому гениальному преступнику за последнее время, что греха таить, возбуждало, мешая девушке адекватно мыслить.

«Не влюбляться, понятно, что именно имел в виду Дмитрий!»

– Потерпите…

Игла проткнула кожу, а тонкие пальцы медсестры стали прилаживать катетер.

– Чёрт, – выругался Смолин, вновь закрывая глаза. Вместо медсестрички он видел расстроенное лицо Ники, держащей на руках сына. Она с укором смотрела на него, а в огромных тёмных глазах застыли кристально чистые слезы. Чувство вины перед ней накрыло Алексея подобно штормовой волне.

«Милая, милая, милая…» – думал он о той, с чьим уходом умерла часть его души.

– Дайте-ка я уложу Вам голову подубобнее, – Рязанцева, отрегулировав скорость падения физиологического раствора, низко склонилась над Смолиным, делая вид, чо поправляет ему подушку. Смолин горько ухмыльнулся одной половиной рта, на что Рязанцева вдруг ответила ему заговорческой полуулыбкой.

– Больно? Знаю, ранение очень серьёзное, но ПРИДЁТ ЗИМА, И ВСЁ ПРОЙДЁТ, ВОТ УВИДИТЕ, К ЗИМЕ ВЫ ДОЛЖНЫ БУДЕТЕ НЕПРЕМЕННО ПОПРАВИТЬСЯ!

Взгляд Алексея стал острым,цепким, пронизывающим: он, будто насквозь просвечивал Анжелику, читая её самые сокровенные мысли.

«ЗИМА, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ЗИМА!» – вихрем пронеслось у него в голове.

Облизнув губы, Смолин нахмурился.

«Девка завербованная, значит, братство решило меня сдёрнуть отсюда, прав дед, выход там же, где и вход!»

Глубоко вздохнув, он вперил в неё свои космические, с фиалковым отливом, чёрные глаза.

– Зима, я люблю зиму,– философски ответил он. – Но это замкнутый КРУГ.

– Круг? – память Рязанцевой фиксировала каждое слово подследственного, притворяясь, что поправляет бутылочки с раствором.

– КРУГЛЫЙ, земной шар, говорю, Круглый, а я обречён на бег по кругу.

– Ну, Вы сами Виноваты! – пожала плечами Анжелика.

В глазах Смолина отразилась такая ненависть, что Рязанцева даже поёжилась.

– Ты похожа на мою жену…только шрам у тебя вот здесь…

– Да? – туповато переспросила она, вглядываясь в его расширенный угольный зрачок. – Это я на коньках каталась…

– … у него тоже жена красивая, правда, красота не вечна..

–

– Оставьте нас! – услышал Смолин знакомый голос.

Белов стоял против солнца, так что Смолину пришлось прищуриться, чтобы сфокусироваться на ненавистном лице.

-Только не долго, больному нужен покой! – попросила медсестра.

– Это опасный преступник. Попрошу без сантиментов, – чеканя каждый слог, припечатал Павел Дмитриевич. Рязанцева,дсестра, пожав плечами, вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Повисла напряжённая тишина. Было слышно, как громко стучат сердца заклятых врагов.

– Ну что, дружок, – первым нарушил молчание Белов, – теперь для тебя всё кончено!

– Посмотрим. – процедил Смолин, скользнув по Павлу ледяным рентгеном пронзительных глаз.

– Второй раз у тебя ничего не выйдет. Шах и мат. Ты проиграл. Но скажи мне, где смысл? Ты к этому стремился? Ты разрушил всё, что окружало тебя.

– Заткнись… – процедил Алексей. – По-хорошему прошу, захлопнись!

– Я лично добьюсь, чтобы тебе дали пожизненное.

– Ну-ну, – Смолин цинично цыкнул, прикрыв один глаз, а вторым насмешливо, с провокационной издёвкой, подмигнул полковнику.

– Знаешь, о чём я жалею? – спросил Белов с абсолютно непроницаемым выражением лица.

Алексей молчал.

– О том, что не убил тебя!

– Браво, Белов, – хмыкнул Смолин, – Браво! В этом месте шквал аплодисментов! Появился звериный блеск в глазах, чувствую эмоциональный накал до ведённого до точки человека, браво, как сказал бы Станиславский, ВЕРЮ!

– Ты же умный мужик, Смолин, с твоими-то мозгами мог бы добиться немыслимых высот, а из-за своей гордыни разменял свою жизнь по пятикопеячным монетам, и что теперь, ответь мне, Смолин, что? На твоём счету столько человеческих жизний,что я лично буду добиваться тебе пожизненного срока где-нибудь в «Дельфине» или «Сове», – казалось, Павел Дмитриевич не обратил на язВительный сарказм Алексея, но по тому, как сквозь зубы цедил слова полковник, было ясно, насколько трудно даётся ему этот диалог и каких немыслимых усилий он прилагает, чтобы не отпраВить оппонента на тот свет своими собственными руками.

– ЛИЧНО, СЛЫШАЛ, СМОЛИН?

– Ты чё пришёл, шахматист? – Алексей облизнул губы, одарив Белова сексуальной ухмылкой.

– Соскучился? Знаю, у нас взаимная любовь.

– Паясничаешь всё? Не долго тебе осталось, Смолин, и не таких там ломали,будь уверен.

– Пришёл сообщить, что на «крытке» в тираж меня спишут? – проницательные глаза Алексея отсвечивали шалым безумием.

– Расслабься, Белов, ты же герой, поймал меня, радуйся.

– Месть тебя сгубила, Смолин, будь ты чуточку поумнее, ты бы…

– Да пошёл ты, – приказал Алексей низким железным голосом, – вали давай, шахматист, не мешай мне отдыхать!

«СУКА, ДАЖЕ НА НАРАХ УМУДРЯЕТСЯ КОМАНДОВАТЬ!»

Окинув высокомерного Алексея сочувственным взглядом, Павел направился к выходу, но в дверях обернулся, адресуя противнику многообещающую улыбку.

– Увидимся на допросе, Смолин.