Шеф Дамир, как только девушки переступают порог его обители, смотрит на них, щупает и определяет дальнейшую судьбу. В-основном, все «уличные» перенаправлялись в дом неподалеку, где жили «рядовые проститутки». Но некоторых приходилось вести за город, в промышленную зону. Там, в подвалах, содержались те, которые когда-то пытались бежать или упрямо не принимали новоприобретенного рабского статуса. Там этих девок пытали, лупили, морили голодом, били током, резали пальцы, и много чего другое, на что фантазия горазда. Затем, когда замученная девушка выражала покорное согласие, ее подлечивали и отправляли в «трассовые». Далее, если повезет, уходила в «рядовые». Здесь требования были меньше и легче, за ночь с каждой проститутки взималась дань за семерых. Она получала совсем небольшой процент от основной выручки, короче, обдиралово полное. Не имеет значения, обслужила проститутка семерых за ночь или нет, будь любезна, дай четко прописанную сумму. Нету, значит, со своего кармана достаешь и все равно отдаешь. А если и там нету, что случалось в большинстве случаев, проститутку записывают в должники, кроме того, штрафуют за каждую провинность по тройным тарифам. В итоге тем девушкам, которым предлагали оплатить собственную свободу, называя при этом не слишком заоблачную сумму, представлялось невозможным избавиться от сексуальной кабалы на протяжении нескольких лет. Да и не отпустил бы их никто… Просто давали им призрачную надежду, чтобы работали в поте лица и приносили побольше денег шефу, дети которого учились за рубежом.
А наш Шеф Дамир, или Барс среди конкурентов одного вида бизнеса, как очень суеверный человек, считал число семь своим талисманом, который никогда его не подводил. Глупо, но все, что было связано с деятельностью банды, преследовала семерка: семь наложниц шефа, семь приближенных, семь притонов, семь дней ада в подвале, через которые должна пройти непокорная девушка… В общем, помешан наш шеф на магии чисел. Видит в этом что-то свое. И сейчас, когда убиты номер пять и Оборотень, шеф чуял, что вот-вот сядет в лужу. Сегодня, как и вчера, он будет прятаться по закуткам, думать, что на его хвосте сидит полиция, и т.д. Шеф, конечно, тот еще безжалостный говнюк, но боится за свою жизнь. Меняет квартиры, живет только на съемных, ездит с разными водителями в течение дня, одно переписывает имущество с одного родственника на другого. Боится Дамир только за себя, на нас он давно клал. Все мы вертимся под колпаком шефа, а он ничего не делает своими руками, ничего на нем не числится, отпечатков пальцев нигде не имеется. Где спрятаны трупы, Дамир не имеет понятия. Чистенький во всех смыслах. Хорошо устроился, козлина! Всех подчинил и теперь пожинает плоды своих трудов. А мы, то есть, смертники, лебезим перед ним и выполняем команды, как собаки в страхе, что сдохнем быстрее, чем хотелось бы.
Нужно чем-то отвлечься и перестать молоть воду в ступе. А лучше всего, кем-то. Даже знаю, кем. С надеждой оглядевшись по сторонам, в тот же момент огорчился еще больше, поскольку не заметил в баре официантки с красивым именем Анастасия. Похоже, у нее выходной. Не знаю, почему, но мне стало жаль, что не увижу Настю сегодня.
Прикупив светлого пива, как обычно, два литра, я покинул заведение. Начинаю понимать, что хочу ходить сюда вечно, чтобы видеть Анастасию. А лучше, и не уходить вовсе. Да вот только делать здесь нечего, когда ее нет, и любимое пиво в горло не лезет.
Глава 4
Не успел выйти на улицу, как на меня налетела она… Вот так просто неслась, впереди себя ничего не видела, лбом в мою грудь вошла. Не заметила перед собой шкафообразного, что ли? А какая она маленькая, эта Анастасия, в солнечное сплетение мне дышит, да и раза в два поуже меня будет, если не в три. Хрупкая такая, как девочка малая.
– Опять ты? – вполголоса воспроизвел я и слегка улыбнулся. Мне было радостно видеть ее сейчас.
Настя подняла на меня глаза. Большущие, открытые, наивные глаза цвета ясного весеннего неба. Напоминала сейчас кота из «Шрека». На шее Насти завязан толстый вязаный шарф, который казался шире, чем ее плечи. Шарф такого же цвета, как и ее глаза, стягивал волосы на уровне подбородка, от того создавалось впечатление, что Настя подстриглась под каре. А волосы у нее красивые, цвета карамели, завитые и торчащие, как у моей покойной сестры. Нельзя состригать такие волосы. Будь Настя моей девушкой, я бы запретил ей ходить к парикмахеру.
На ее красивом лице нет кричащей косметики, лишь слегка розоватый блеск украшает губы. Эта небрежная женственность придавала Насте самую что ни на есть натуральную сексуальность, волнующую мужское воображение, потому что вся она была закрыта от посторонних взглядов. Такая же закрытая, как и ее наглухо застегнутое пальто, старое, закашлаченное, но чистое и опрятное, и шерстяная водолазка, по-учительски торчащая из-под воротника-стойки. Мне всегда нравились такие девушки, поскольку все их прелести были глубоко упрятаны от моих же прожженных порнухой глаз.