Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя

Сердце Гийома наполняется радостью, когда он видит, с какой симпатией незнакомые люди относятся к его собаке. Ему кажется, что он сам отчасти является источником эмоционального энтузиазма, которое вызывает четвероногое чудо природы. Везде, где бы ни находились Аристотель и его хозяин, ласки и внимания удостаивается в первую очередь животное. Гийома любят из-за его пса. Эта опосредованная любовь, кажется, во многом способствовала его самоутверждению. Ну что же, пусть так. А не испытывает ли он определенной зависти к успеху своей собаки? В течение нескольких месяцев пес стал звездой. Его выбрали как модель для государственной рекламной кампании, и уже различные толки ходят по этому поводу. Кроме того, Аристотель провозглашается собакой, обладающей магической силой, излечивающей от депрессии.

— Я ничего не знаю о твоих проблемах с Элоди. Как тебе выкрутиться из этого положения?

— Я старался изо всех сил, ты это знаешь.

— Все-таки ее реакция довольно странная… нет, это невозможно, ты что-то от меня скрываешь.

— Думаю, я тебе все сказал: мы занимались любовью, а потом она вдруг неожиданно ушла. Вот и все.

— Гм… Ты, наверное, странно себя вел…

— Не более странно, чем обычно.

— Хорошо, попробую с ней связаться. Я сумею ее разговорить.

— Ну…

— Что еще?

— Ничего… Мне кажется, что Аристотель какой-то странный сейчас.

— Это настолько заметно? Ты прав, его половой инстинкт обострен как никогда…

Вид совершенно обычного предмета, сумка в руках или ранец регулярно вызывает у Аристотеля желание совокупляться. Он может взобраться на что угодно и раскромсать все, что оказалось у него в лапах. Его довольное рычание повергает в ужас.

— Может, дашь ему брома?

— Вообрази себе, я уже все перепробовал. Дело в том, что возникла дилемма… Мне кажется, что я начал лучше понимать Аристотеля. В первый вечер, когда я начал передвигаться на четвереньках, чтобы опуститься до уровня его мироощущения, я еще не заметил глубоких изменений в моих мыслях. А Аристотель сразу почувствовал себя лучше и обнюхал меня. На второй день я улегся на его подстилке, я подражал всем его движениям и заметил изменения на своем теле. Тогда я стал проводить целые дни, лежа на полу, я постарался вжиться в образ пса. Если смотреть с пола, то мир предстает под другим углом, ориентиры меняются. Аристотель стал продолжением моего тела. Я испугался и приостановил опыты. Временно.

— Это к лучшему. Твоя кожа изменилась. Ты научился лаять?

— Нет, предпочитаю над этим посмеяться. Продолжение оказалось более щекотливым. В тот вечер я был с Таней, моей воительницей. Мы занимались любовью. Таня, казалось, была на седьмом небе от счастья. Она лежала на кровати совершенно спокойно. Я был в кухне, когда раздался страшный крик. Я вбежал в комнату и увидел Аристотеля, который просунул голову между ног Тани. Он хотел ее изнасиловать! Напрасно несчастная пыталась отбиваться, используя свои боевые приемы. Аристотель не реагировал. Мне пришлось ударить его пряжкой от моего пояса, но он ничего не почувствовал. Наоборот, удары возбуждали его еще сильнее! Тогда я принял решительные меры: при помощи зажигалки я поджег ему уши. Наконец он оставил свою жертву. Таня плакала и была в сильнейшем шоке. В скобках замечу, что она все-таки хрупкая девушка. Я не решился вызвать врача, и она ушла от меня, не сказав ни слова, отказываясь от моей помощи.

— Вот не везет!

— Спустя две недели мы встретились вновь. Она все еще находилась в состоянии шока. Несколько минут мы просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Для меня это молчание было самым длинным в моей жизни. Таня четко дала понять, что я должен сделать выбор: или она, или Аристотель.

— Я ее понимаю.

— Аристотель — моя большая любовь.

— Хорошо, но с собакой ты далеко не продвинешься. Тогда как с Таней у тебя, возможно, могли бы сложиться интимные отношения.

— Я все еще не дал ответа.

— Что ты собираешься ей сказать?

— Если бы Аристотель умел говорить, мы бы обсудили эту проблему вместе.

— Ты очень сердечный парень.

— Попробую связаться с Элоди.

— Я бы очень этого хотел.

Аристотель кладет передние лапы на колени хозяина. Он сучит ими. Во взгляде животного одновременно читаются и радость, и грусть. Какой-то парадокс. Гийом треплет пса по загривку. Аристотель вновь ложится под стол и погружается в глубокий сон.

— Ты видишь, Аристотель вздрагивает, — говорит Гийом, — он мечтает, а это означает, что в его мозгу существует прообраз мысли.

Почтовый ящик

От кого: matieu.d@houla.fr

Кому: elodie.e@hotmul.fr

Дорогая Элоди!