Игры в вечность (СИ)

Он подошел, совсем не хромая – и как удалось? Обнял ее здоровой рукой, притянув к себе, и долго так, зарывшись носом в золотых кудрях, стоял, словно прощаясь. Навсегда. А она, казалось, боялась даже вздохнуть, замерла настороженной ланью, не решаясь ни прижаться в ответ, ни отпрянуть. Потом царь мягко отстранил ее, отступив на шаг, глянул в глаза.

– Прости, – сказал тихо-тихо, – ведь ты же заранее знала, что я откажусь. Зачем…

– Что! – она рванулась прочь, – ты обещал быть рядом со мной! Ты обещал сделать для меня все!

Царь вытянулся, словно от боли.

– Я обещал, – хрипло сказал он. – Я сделаю для тебя все, что захочешь – пойду воевать с чудищами, разнесу в хлам все города в степи, прыгну с обрыва вниз головой, сделаю любую глупость какую пожелаешь. Я всегда буду любить тебя. Как человек. Как мужчина любит женщину. До самой смерти. Но не надо делать из меня бессмертного бога, не надо предлагать вечное счастье, я не смогу так…

– Ты отказываешь мне?!

Он смотрел ей в глаза – чуть-чуть сожаления, чуть-чуть грусти…

– Прости.

Со всего маху она ударила его по щеке.

– Да как смеешь ты! Ты – мне! Ты что, забыл кто я!

Огонь. Вспышка! И в краткий миг, из испуганной девушки она превратилась в грозную богиню, в сияющем ореоле света вознесшуюся высоко над землей. Ее волосы взметнулись золотой волной, ее глаза яростно метали молнии – истинная дочь самого неба! На неземном лице румянцем полыхала ярость. Она была прекрасна и страшна одновременно, как может быть прекрасен и страшен лишь жаркий дикий огонь.

Невысокий, жилистый человек стоял перед ней на земле, задрав голову. Он ни в кого не стал превращаться – уставший, раненный, со сломанной рукой, кровь и грязь смешались – не разобрать, волосы слиплись от пота… Великий аннумгунский царь? Нет, к чему это здесь. Просто человек, не желающий принимать божественную милость. Стоял и смотрел.

– Нет, Златокудрая, не забыл, – сказал тихо, – именно по этому и не могу. Я бы никогда не смог отказать тебе, как женщине, но как богине… Прости. Неужели ты сама не видишь, как далеко это может зайти. Уже зашло. Я не встану по ту сторону. Я человек. Я не могу.

– Я покараю тебя, человек! – грянул гневный голос богини. – Ты! – приказала она, – убей его!

– Прости, Златокудрая, но я не могу, – Тизкар не сразу понял, что это говорит он сам, – мой долг охранять моего царя, я не могу.

– Твой долг – делать что я прикажу! – глаза уже резало от нестерпимого света, уши закладывало от раскатов грома. – Я сравняю весь ваш Аннумгун с землей, если не подчинишься! Убей!

Тизкар опустил глаза, стиснул зубы, понимая, что нечего больше сказать. Он не сможет, чем бы она не грозила.

– Я могу сделать это, Златокудрая, – Этана сделал шаг вперед, на сером лице маской застыла решимость. – Но поклянись, что не тронешь Аннумгун.

Тогда Лару закричала – пронзительно, отчаянно, страшно.

И вдруг стало тихо. Пусто. Темно. Только пять человек остались в лесу, совсем одни. И в воздухе пахло хвоей. Где-то далеко звенела мошкара, ветер гудел в верхушках деревьев, а над деревьями плыли облака, медленно, неспешно скользили под самым хрустальным сводом. Небо смотрело на них. Царь вздохнул, сделал шаг, морщась от боли… звонко хрустнула ветка.

– Царь?

– Да, Этана, ты все сказал правильно. Жизнь тысяч людей важнее жизни царя, – посмотрел пристально, снова вздохнул, покачал головой. – У тебя дома жена и мать, береги их. Все правильно, любой бы… Это я дурак.

– А я?

– И ты тоже, Тиз, – он криво усмехнулся. – Но каждый решает сам.

5

Этана который час сидел молча, угрюмо глядя в костер, изредка ворошил ветки, и тогда стайки искорок с треском подскакивали, кружились в дыму, уносились далеко к звездам. Этана провожал их взглядом.

Царь спал. Или, может быть, просто лежал неподвижно, закрыв глаза. Златокудрая так и не вылечила его, пришлось самим – пули из ноги вытащили, перевязали, Мелам напоил каким-то отваром, теперь пусть отдыхает. Назад все равно они раньше утра не пойдут, а больше делать нечего. Впрочем, дед опять куда-то пропал, у него-то дела нашлись.

Тизкар бродил вокруг костра, пытаясь найти себе хоть какое-то дело, но ничего придумать не мог. Спать не хотелось, ничего не хотелось, только мысли всякие дурные не давали покоя.

– Хорош бегать! – буркнул сквозь зубы Этана, – надоело уже.

Тизкар замер, потоптался на месте и уселся рядом.

Долго сидели так, разговаривать было не о чем, да и не хотелось. Этана размеренно ковылял палкой костер, поднимая искры.

– Слышь, Тиз, – он вдруг повернулся, почти умоляюще заглядывая в глаза, – может я пойду, а? Вы потом догоните. Не могу больше тут.

– До Аннумгуна девять дней пути, – медленно и как-то тускло произнес Тизкар. – Днем раньше, днем позже… Мы все равно опоздали, что бы там не случилось. Ночью заблудишься. Утром пойдем все вместе.

Плечи буйвола вздрогнули и опустились.

– Может не опоздаем?

– И что? Какая разница? Что ты будешь там делать? Может там сейчас уже ничего и…