Игры виновных: сезон первый

Как стало ясно позже, одна из учительниц успела сообщить своему мужу о происходящем, до того как её насильно затолкали в этот кабинет, тот и вызвал наряды скорой и полиции.

Лицо Саши выказывало ненависть ко всему происходящему в его городе, происходящему с теми людьми, кого он хоть малость, но знал. Ему становилось страшно за свою семью, за Пашу и за Румину.

Даже после просмотра видео сигарета в его зубах оставалась неприкуренной. Он смотрел на экран молча, в то время как Паша продолжал курить уже третью, а может быть, и четвертую сигарету, а Румина ходила взад-вперёд и что-то бубнила себе под нос.

Снова смена кадра.

Сашины глаза округлились, он живо поднял их, чтобы посмотреть на ребят, но никто из них не обращал на него внимания, никто не слышал звука и не видел того, что картинка на экране снова начала меняться. Либо они не хотели видеть продолжения, либо оно существовало только для него…

Чёрный квадрат, в котором появилась надпись белого цвета и жирным шрифтом кричала:

ТЫ ВСЁ ЗНАЕШЬ, САША. ТЫ ВИНОВАТ В ЭТОМ, А ОНИ ОТВЕТЯТ ЗА ВСЁ.

Он отбросил айпад, который случайно попал Паше прямо в голову. Поднял колени к подбородку и начал раскачиваться из стороны в сторону, как умалишённый. Возможно, это был приступ, только в этом случае не эпилепсии, а легкой потери рассудка. Румина, которая ещё на середине видео закрыла лицо руками и стала бродить из стороны в сторону, резко повернулась к нему. Паша встал в полный рост, прижимая руку к голове, и, положив айпад на землю, подбежал к нему:

— Что с тобой, дружище?!

— Я не виноват! — в испуге закричал Саша. — Это не я! Я не знаю, что тебе нужно! Я не виноват! Не виноват!

Тело ходило ходуном из стороны в сторону, мотая головой, он повторял эти фразы, его губы начали дрожать — так происходит перед тем, как человек начинает рыдать.

Но Паша как будто бы успел вовремя, крепко обняв своего друга. Саша прекратил качаться на скамейке, но продолжил бормотать себе под нос всё те же фразы, что выкрикивал секундами ранее. Румина застыла в ступоре и совершенно не понимала, что ей делать. Они смотрели другу другу в глаза, Румина и Паша, не понимая, в чём дело. Но их взгляды говорили одно — кажется, их друг сходит с ума.

Только Паша с надеждой предполагал, что это не так, что этот приступ неспроста, он отчётливо помнил, что случилось с Сашей больше года назад. И ему, как бы страшно это ни прозвучало, хотелось, чтобы произошло именно это, а не то, что они увидели сейчас.

Глава 7

1

— Сладенький, ты ещё долго? — чуть ли не фальцетом обратился Паша к своему лучшему другу. — Мои ножки уже заждались и хотят вечеринки.

«И задница, видимо, тоже», — тихонько прошептала женщина-кассир, скривив свои тоненькие губы. Такой жест означал что-то типа «фу, что за мерзость, ещё немного, и меня стошнит». Она повернула голову к коллеге напротив, выискивая у той в глазах поддержку, и, увидев взаимность, ещё раз (теперь явно напоказ) скривила свои противные, похожие на расплющенных червяков губы.

Они обе выглядели как государственные служащие, которые прибегли к старой методике по допросу потенциального преступника — хороший и плохой коп.

Та, что скривила своих «червячков» первой, была худощавой, невысокой девушкой с незасаленными (судя по всему, временно) волосами, собранными в пучок на макушке, — скорее всего, она хороший коп, то есть стажёр. Плюс к тому её ожирение (в ближайшем будущем) проявлялось пока только в боках, а недовольство во взгляде просматривалось лишь изредка.

Что же касается её напарницы, та была абсолютной противоположностью: жирные, грязные волосы, взгляд, подсказывающий покупателям, куда бы им сходить подальше и в какой части ада им бы сгореть. Сто процентов, она плохой коп. Тут даже не стоит и описывать. Бр-р-р, мерзость.

— Ещё немножко, Павлуша, — подыграл Саша, — и я устрою нам двоим ух какую заварушку.

Видели бы вы лица кассирш, когда он принёс им продукты на расчёт.

— Педики, — сказала «плохой коп» и, поняв, что не рассчитала громкость, попыталась это скрыть извиняющейся улыбкой. Но, видимо, осознав, что слова услышаны адресатом, гордо расправила плечи, доказывая, что толерантность — это не её.

— Что ты сказала, мисс Не-становись-на-весы-а-то-сломаешь? — ответил Паша и громко заржал вместе со своим другом.

Плечи кассирши ушли в шею.

«Возможно, это и чересчур, но, с другой стороны, кто они такие, чтобы так смело отзываться об этих двух замечательных парнях?» — именно так подумал про себя Паша, прежде чем выставить на посмешище единицу обслуживающего персонала. Опять же, это было сарказмом.

Друзья вышли из магазина, оставив наедине с собой парочку ошеломлённо открытых ртов. Ртов одной, за чьи губы таких называют «губошлёпами», и другой, губы которой похожи на приплюснутых червяков. Всё-таки в них было что-то общее — они обе были очень противные и вызывающие отвращение люди. Плюс к тому со стопроцентной уверенностью можно заявить, что они до конца рабочей смены вспоминали ребят с красноречием, присущим их контингенту.