Родик и Михаил Абрамович последовали за ним. На засыпанном хлебными крошками столе стояла миска с сомнительного вида солеными огурцами, бутылка и разноразмерные мутные стопки. Картину довершала буханка черного хлеба, от которой уже много раз отламывали куски.
– Да, натюрмортик, – оглядевшись, заключил Родик. – Надо эти объедки выбросить и хоть стол протереть. Я как знал и захватил закуску. Выпивку, кстати, тоже. Это у тебя небось спирт, похищенный с места преступления. Вещдоки уничтожаешь. У тебя хоть какая-то тряпка есть?
– В синагоге все есть, но зачем?
– Я сейчас твоей сестре позвоню и попрошу ее приехать…
– Только не это. Утром Серега приходил. Сволочь, не убрался, но спирт принес. Я ведь к себе пока не хожу.
– Адвокат обещает все положительно решить. Солдата твоего вроде уговорил от заявления отказаться, хотя там есть и другие моменты.
– Знаю. Этот говнюк заявление свое сраное пусть попробует не переписать. Я ему яйца оторву. Недоумок. Хочет отца-командира в тюрягу закатать. Вот ему!.. – показав фигу и описав ею замысловатую фигуру в воздухе, произнес пафосную тираду Виктор Григорьевич. – Сволочь. Подонок. Все подонки…
– Ладно, не горячись, Абрам – свирепый. Сам виноват. Все жадность твоя местечковая. Сидел на теплом месте. Деньги безменом взвешивал. Мало показалось. Солдат стал по мелочи обирать… Вот турнут тебя из армии, а то еще и посадят, – прервал его Родик. – Между прочим, правильно сделают.
– Да класть на этих сволочей. Как деньги брать, в очередь становятся, а как заступиться… Все в кусты. Сволочи. Кто им деньги носить будет? Серега мой, что ли? Усрутся на мое место другого искать. Им еще все из ГДР распродать надо, – успокоившись, примирительно заключил Виктор Григорьевич и сделал попытку расположить свое огромное тело на шатком табурете.
Родик проследил за его движениями и подивился, как такая конструкция выдерживает этот огромный вес и до сих пор не развалилась, а потом заметил:
– Герой! О близких хотя бы подумал. Сестра твоя извелась. Сам же говорил, что она тебе вместо матери.
– Это так… Ритка – молодец. Она всегда меня вытаскивает, а у самой в жизни все наперекосяк. Сначала муж загулял. Представляешь… Такой интеллигентный. На скрипке играл. Подонок. Она все для него, а он к другой сбежал. Хоть дочь была, а теперь и она…
– Давай по пятьдесят, – успев вместе с Михаилом Абрамовичем привести в относительно нормальное состояние стол, предложил Родик. – За твою сестру, хотя я ее мельком видел всего один раз, но, похоже, тебя, кроме нее, никто унять не может. А это достижение.
– Да нет. Погоди. Дорасскажу, – жадно выпив и мусоля засаленными пальцами кусок колбасы, попросил Питкин.
– Ты лучше о своих пируэтах думай, – одернул его Родик.
– Ну-у-у. Дай расскажу, – засунув наконец колбасу в рот и облизав пальцы, взмолился Питкин. – Училась ее сволочь в институте. Ритка из нее в одиночку человека творила. На художественную гимнастику с детства водила, музыке учила. Представляете… Мастера спорта из нее сделала. Что ей это стоило. Так вот… Устроила ее в энергетический. Это с фамилией ее мужа-то. Да и наша не лучше. На втором курсе, когда начался этот бардак, какой-то козел предложил ей в Италии танцевать в ансамбле. Дура… Ритка не пускала. Так она все равно сбежала. Говнючка. Что там с ней было, мы не знаем, но во всяком случае не ансамбль песни и пляски. Думаю, потаскухой стала. Бойфренда какого-то завела. Ритка три года с ума сходит. Знаете, как это случается у приличных еврейских мам. Сволочь эта назад ехать не хочет.
– Может, она там хорошо устроилась, – предположил Михаил Абрамович.
– Эта сволочь? Ритка ей все деньги, что зарабатывает, разными способами передает. Бойфренд ее засранный – безработный. За счет Ритки живут подонки.
– Дочь… Что ты хочешь? – заметил Родик.
– Что хочу? Засранку надо оттуда забирать. Тут выдать замуж и пусть дома сидит.
– Я, вероятно, скоро буду в Риме. Если что надо передать, то имей в виду.
– Я Ритке скажу. Думаю, что надо. Она какими только способами с ней не связывается. Хотя та не в Риме обретается, а где-то рядом с Венецией… В общем, скажу. Давай еще за Ритку выпьем. Люблю я ее очень.
– Давай… Грузовики-то без тебя продают? – спросил Родик.
– Бизнесмены… Сволочи. Человека в тюрьму сажают, а вы о выгоде своей… Сволочи.
– Не только своей. Тебе сейчас больше, чем нам, деньги понадобятся. Адвокат не бесплатный, – парировал Родик. – Да и бизнес на месте стоять не может.
– Да, понимаю. Не пальцем сделан… Сам об этом думаю. С генералом вчера обсуждал. Подождите день-два. Решим. Каптерку мою, может, сюда перенесем, а машины по распоряжению министерства забирать будете. Может, и дело мое успеет уладиться. Твой адвокат обещал…
– Ну, давай за это… – поднял Родик стопку. – Чтобы все благополучно закончилось.
– Спасибо тебе… За все. Кроме тебя и Ритки, никто пальцем не пошевелил. Может, даже радуются. Сволочи.
Глава 17
Нет места лекарствам там, где то, что считалось пороком, становится обычаем.
Сенека