– Плохо же вы обо мне думаете, – печально улыбнулся Егор. – Оганесяна конечно не вернуть, но дело будет расследоваться теперь быстрее. И – ясно, что Игуана, похоже, контролирует турецкие, армянские и азербайджанские бригады, занимающиеся контрабандой золота, золотых изделий драгкамней из Турции в Россию и золотого песка, лома, самородков из России в Турцию. Механизм этого «промысла» мне уже вчерне ясен, а о подробностях даже в тесном кругу умолчим.
– Но как…
– Ах, Верочка. У меня технические гении работают, не слабее тех, что служат Игуане. Действие равно противодействию, или как там в физике? Честно говоря, никогда не был силен в математике и физике, а вот психология мне всегда давалась. Поэтому я и переманил из одного НИИ молодого и талантливого человека – Василия Андреевича Глущенко. Тем более, что он недавно женился, а в НИИ перестали платить зарплату. У нас вот «пайковые» тоже полгода не давали, но хоть ставку платят. Парнишка не жадный, ему бы семью прокормить и интересные задачки технические решать. А ТЗ я ему ставлю. Вот и поставил. Вася пару дней кумекал, и сделал усовершенствованный репортерский магнитофон. Его мы и дали в дорогу Оганесяну.
– В чем новинка? – насторожился Тамаев, сразу прикидывая, как бы этой новинкой рожденной в недрах Отдела друга, поживиться в интересах расследования того уголовного дела с брильянтами, которым он в эти дни занимался.
– Да все просто, как колумбово яйцо. Чуть проблему бочком поставил, – видна идея. Вся запись идет на пленку, но одновременно – практически без антенны, передается на расстояние пяти километров, где, из стоящего далеко в стороне объекта и ведется вторичная, как бы, запись. Так что, как вы, наверное, догадались, вилла стояла на расстоянии не более пяти километров от отделения полиции, где прокуратуре выделили крохотную комнатку, в которой сидел технарь-оперативник и вел запись. Для меня. По моей просьбе и по поручению прокурора города.
– Значит, запись сохранилась?
– Запись сохранилась, а хороший, нужный человек – погиб…
…Погиб Мартирос страшной смертью. Хотя, надо отдать должное Господу – за сравнительно праведную жизнь (жену свою любил и уважал, никого не убил, не крал, а что бизнес его был иногда уязвим с точки зрения закона, так где вы видели в бывшем СССР или нынешней России, чтобы бизнесмена законникам было уж совсем не в чем упрекнуть, – законы такие, слава Богу, не все выполняются), умер он мгновенно, не успев вспомнить маму, сестер и братьев, что плохо; но и не успев почувствовать боли, что хорошо.
Приехали они к морю часов в десять утра. Сразу, как самолет приземлился в аэропорту Никосии, его встретили, посадили прямо на аэродроме в санитарную машину, и увезли. В горбольнице, в закрытом гараже, пересадили его и жену в закрытый фургон и отвезли в прокуратуру города. Там их накормили завтраком – белый хлеб, сыр, кофе, снова посадили в закрытую машину, на этот раз с надписью «Мебель» на борту, и отвезли в виллу на берегу моря.
Мартирос, как и обещал полковнику Патрикееву, сразу же прошел в свою комнату, закурил, сел в кресло с видом на море, окно было из предосторожности закрыто, стекла пуленепробиваемые, жалюзи давало ощущение моря, но самого Мартироса даже с катера, крейсирующего вдоль берега, через бинокль увидеть было просто невозможно. Казалось, все меры предосторожности были предприняты. Впервые за последние месяцы Мартирос спокойно вздохнул. И диктовал, диктовал. Он много знал о контрабанде золота и драгкамней и прежде всего постарался как бы обозначить технологические схемы. Фамилии, имена, адреса, телефоны он вначале не хотел называть, особенно своих земляков. Но когда, еше в Москве, Егор дал ему просмотреть документы, аудио-, видеозаписи, из которых ему стало ясно, что Игуане его «сдавали» как раз его земляки, некая внутренняя преграда была сломлена и информация, четкая, сжатая, документальная пошла в запись.
Память у Мартироса была уникальная.
У каждого свои таланты.
Жена Мартироса Асмик была гениальной чистюлей и кулинаркой.
Конечно, её фирменное блюдо – голубцы в виноградных листьях – долма, никакая повариха, даже из знаменитого ресторана «Космополис», не приготовит так, как она, Асмик. Но, когда она заглянула на кухню, там уже вовсю кипела работа: фарш был готов, виноградные листья промыты, оставалось завершить начатое дело, тут она была не нужна. Она прошла в спальню, легла на огромную постель, включила телевизор.
Все программы шли на греческом.
Одна, правда, шла на английской – какие-то новости про очередное расширение в России валютного коридора. Это она поняла, когда дали слово русскому министру Федорову, который очень уверенно, кому-то явно угрожая, пояснил, что произошедшее должно было произойти, в этом как раз и был гениальный расчет и провидение нынешнего правительства.
Асмик стало скучно.
Книг в доме не было.
Она решила пойти в сад, – может быть, пора полить цветы, или подмести двор.